Форменное безобразие. Трилогия

— Бегом займись, а вот с сексом завязывай, хотя бы на время, — прошипела я на него, — погубит тебя твое либидо, а мне, потом, привыкай к новому напарнику.

— Уж кто бы говорил! — Огрызнулся Долинский. — Я, хоть, первый раз попался, а вот ты бы все — таки не толковала, так буквально, что путь к сердце мужчины лежит через желудок и завязывала бы со своими кавалерами — вампирами.

— Так, — шефу надоело нас слушать, — выметайтесь, оба! Сейчас же. И Игорь, — окликнул он ковыляющего Гарика, — подумай, о чем я тебе сказал.

— Ужас, какой, — как только мы перешагнули порог кабинета, Гарик повис на мне. — Знаешь, Машунь, я всю жизнь тешил себя мыслью, что неплохой боец, но сегодня понял, это, конечно, правда, но только в случае с человеческим противником. Потому как бороться с платяным шкафом — бесполезно. Только облить бензином и поджечь.

— Пойдем, горе мое, выпьем, и ты поедешь домой, а я на задание, угощу тебя, так и быть уж.

— Мужчина я, угощаю я — начал было возмущаться Долинский, но я его прервала:

— Радость моя, ты сегодня уже почувствовал себя мужчиной, даже дважды. Пойдем, я куплю тебе выпить, поесть, а ты будешь смотреть на меня и скупая мужская слеза, будет стекать по твоей вечно небритой щеке, радуясь, какую удобную подружку, ты сумел себе воспитать — к посторонним женщинам не ревнует, кормит тебя, поит, за свой счет, да еще и уговаривает. Цены ей нет, — разошлась я.

— В таком свете, это, пожалуй, и в самом деле, довольно заманчивое предложение, — кивнул Гарик. — Пошли.

И мы поехали с ним в вампирский бар, потому, что по словам Игоря, на людей он смотреть больше не мог, а вот вампиров пожалуй бы и выдержал. Тем более, что в баре могла оказаться пара красивых женщин. Да и меня, по его словам, надо было чем-то занять. Он вполне здраво предполагал, что вместо того, чтобы выносить ему мозг и учить жизни, я буду пялиться на окружающих мужчин и строить им глазки. Кухня там была хорошая, человеческий алкоголь присутствовал, поэтому через час, и мне и Долинскому жизнь не казалось уже такой беспросветной: только ему она не казалось «после», а мне «до» определенных событий нашей жизни.

Когда я была уже подготовлена к своей работе, то есть изрядно пьяна, осматриваясь по сторонам, и выбирая себе потенциальный объект для будущих действий, закуривая, не помню уже, какую по счету сигарету, на мое плечо опустилась рука.

— Тебе больше не надо курить. Никогда, — сказал хранитель, выдернул у меня изо рта сигарету и затушил в ближайшей пепельнице. — Через двадцать минут, ты должна быть на месте, и я тебя, так и быть доброшу, пойдем.

— Сейчас, только попрощаюсь с Игорем, — ответила я, но меня остановил холодный взгляд.

Я сказал, идти сейчас. Ты увидишься с ним завтра, зачем тебе прощаться.

К логике было не придраться, поэтому я уныло поплелась заступать в смену.

В этот раз все было еще хуже. Сделала я гораздо меньше, вымоталась гораздо больше, и ничего не обнаружила. Я думала, что Чарльз будет на меня орать и сомневаться в моем профессионализме, но когда, под утро, он пришел меня забрать, то лишь окинул меня взглядом и молча, отвез домой. Так началась худшая неделя в моей жизни за последние лет пять.

Каждый вечер, я, в сильно нетрезвом состоянии, переставляла ноги, чтобы начать со станции, на которой я закончила накануне, пытаясь найти и прощупать, есть ли там, то, что показал мне Чарльз в первый день, то, что я почувствовала тогда. Но ничего не было. На четвертый день, я не выдержала.

— Чарльз, мне кажется, я не подхожу для этой работы, — сказала я после смены, рано утром, еле держась на ногах.

— Конечно, не подходишь, — кивнул Чарльз, — но, кто-то должен ее делать.

— Вы уверены, что я делаю ее правильно? Я могла что-то пропустить.

— Ты делаешь ее неправильно, но ты ничего не пропускаешь. Если бы ты, что-то пропустила, я бы это увидел.

— Зачем этот мазохизм? — внезапно взорвалась я. — Я ничего не нахожу только медленно спиваюсь и ухожу в депрессию. Вы меня специально мучаете, сами-то постоянно трезвый, вам-то легче.

— Ты думаешь, что мне легче? Думаешь, если я не пью, чтобы видеть то, что ты чувствуешь, мне легче? — Чарльз даже не повысил голоса, что было странно. — Хорошо, пойдем, я тебе покажу, что я вижу.

Он взял меня за руку и внезапно, окружающий мир преобразился. Несмотря на ранний час, народу было достаточно, но я перестала смотреть на людей. Моему взору предстал абсолютно новый мир. Мир, раскрашенный красками. Не самыми красивыми красками. Люди, потеряли свои лица одежды, они стали просто разноцветными пятнами.

Больше всего было серого и грязно красного. Кое-где, мелькал синий и желтый и совсем мало зеленого.