— Зачем? Ты будешь работать, пока метро не откроется. Когда поезда перестанут ходить, ты продолжаешь работать. Как только понимаешь, что проработала всю территорию, подходишь к перрону, и нажимаешь на эту кнопку, вот сюда, — он указал мне на небольшую незаметную кнопку, спрятанную рядом с какими-то ящиками притороченными к стене, подъедет вагон, и будет ждать пока ты закончишь на каждой станции. В пять утра, когда метро откроют, поедешь домой, обязательно примешь холодный душ, выспишься, после чего, купишь бутылку коньяка, доведешь себя до состояния глубокого алкогольного опьянения, и в половину первого ночи, спустишься, начав с того самого места, где ты закончишь накануне. Все ясно?
Я обреченно вздохнула, увидев, как передо мной закрылись двери очередной электрички, и осталась на перроне, время от времени, прикладываясь к фляжке.
А дальше, началась худшая ночь в моей жизни. Работа продвигалась медленнее, чем я думала. Иногда, мне казалось, что я что-то чувствую, и мне приходилось по три-четыре раза проходить одно и то же место. Мне уже больше не нужно было ничего пить, так как я пьянела все больше и больше.
Я начала думать, что ничего не обнаружу, когда в середине Парка Победы, сияющей станции похожей на декорации к сказке Алиса в Зазеркалье, на меня вдруг навалилось ощущение того, что в жизни никогда больше не будет ничего хорошего и что, я здесь под землей уже много-много дней.
Дрожащими руками я набрала один, два, три на мобильнике, который под землей не ловил, и стала ждать.
По моим ощущениям прошло часа полтора, но часы подсказали мне, что вагон, из которого вышел Чарльз, подъехал через 15 минут.
Ни о чем, не спрашивая, он осмотрелся, подошел к тому месту, и начал молча ходить взад вперед.
Я устало опустилась на холодный пол и прислонилась к колонне.
Чувствовала я себя паршиво, в голову лезли какие-то обрывки мыслей, но мраморная колонна приятно холодила затылок и я решила полностью отдаться внешним ощущениям, если уж от внутренних хотелось лезть в петлю.
— Ладно, — внезапно раздался голос моего мучителя, — на сегодня достаточно. Пожалуй, ты и так неплохо поработала. Идем наверх, тебя там ждут. Завтра в полночь, будь добра начать с Киевской. Ты идешь до Калининской линии, до кольцевых станций. С твоей скоростью, тебе понадобится не меньше месяца, чтобы пройти все.
— Вы мне, что же, не поможете? — тихо спросила я.
— А ты думаешь, кто будет делать всю остальную работу, да еще, и чистить эту дрянь по всему метрополитену? Поднимайся, — резко кинул он мне.
Я попыталась встать, но получилось это у меня, только раза с четвертого, однако Чарльз, не протянул мне руку и не помог, он просто созерцал, как я барахтаюсь на полу. На его лице не было усмешки или сочувствия, он смотрел на меня как на пустое место. Наконец, я с грехом пополам встала, и пошла к работающему эскалатору, как говорили, самому длинному в Москве.
— Завтра, в полночь, — донеслось мне в спину.
Я не знала, как буду добираться домой, не помнила, есть ли у меня деньги, чтобы поймать машину, но мне было все равно. Я готова была идти пешком, готова на все, что угодно, лишь бы выбраться из этого подземелья.
Прошло минут семь, прежде чем я поняла, что я на поверхности, и что я замерзла. Отправляясь с Ромом в бар, я не предполагала такого окончания вечера. На мне была легкая куртка, не предусматривающая пеших прогулок в бодрящей апрельской ночи. Оно, конечно, было и к лучшему, потому что я почти мгновенно протрезвела и стала озираться в поисках такси.
— Да что с тобой такое? — рядом нарисовался Гарик. — Я тебе фарами мигаю, сигналю, а ты как будто бы стукнутая. Маша, что с тобой? Что случилось? На тебе лица нет.
— Правда? — Я попыталась пошутить, но не смогла. Я была абсолютно и полностью измотана и молча, полезла к нему обниматься. Чувствовалось, что Долинский еле сдерживается, чтобы не съязвить, но он все-таки удержался, за что была ему благодарна.
— Что ты вообще там делала? — спросил он меня после того, как трогательная пятиминутка была закончена, и я была запихнута в машину.
— Не знаю, Игорь, — я покачала головой, — пока я так и не поняла. А ты откуда здесь взялся?
— Да вот, ехал из офиса, мне позвонил Чарльз, сообщил, что тебя надо будет транспортировать домой, ибо сама ты, скорее всего, будешь не в состоянии.
— А почему, ты так поздно возвращался из офиса? — я пропустила мимо ушей замечание и проявлении человечности своего нового босса.
— Да какая-то хрень, Машунь, творится. У меня есть странное ощущение, что сегодняшнее приключение в музее, как-то связано с этим пацаном, которого нашли вы с Ромом, и все это веселье в метро… Не знаю, — Гарик покачал головой, — не нравится мне все это.
— А что там с этим мальчиком?
— История довольно странная, куда-то исчезли родители, то ли погибли, то ли… Непонятно. Мальчишка остался один. Как он добрался до Москвы, тоже непонятно, по дороге питался крысами.
Я поежилась.
— Вот, вот. Плохое у меня предчувствие. Ты то, что? Закончила с Чарльзом возиться?
Я отрицательно помотала головой.