Форменное безобразие

«Вечный покой», спотыкаясь на лирике,
Мимо него пролетает как МиГ,
А для кота, что упал у Москвы-реки,
«Есть только миг, ослепительный миг».

Чем дорожу я, глумясь и актерствуя?
«Мигом одним, только мигом одним».
Жизнь шутовскую отдал Воландерству я.
Просит мессир поВоландаться с ним.

Зря ты, Марго, меня за ухо дернула.
Тут я и понял Мазоха ль, Рембо ль.
Мне очевидна любви твоей формула.
В этой любви обязательна боль.

Я ж без болей, словно лампочку, голову
Выкручу враз, а затем украду.
Свист мой, похожий на арфу эолову,
Вырвет дубы и березы в саду.

Был я шутом, но не «сникерс», не «виспа» ведь
Жизнь у шута. Остывает мой пыл…
Клетчатый тоже приперся на исповедь.
Знаешь, когда-то он рыцарем был.

2

Знаешь ли, деточка…

– Брысь, черномазый! (Послал, но не матерно.)
Клеточки в тренде плюс адский дресс-код.
Ты приглядись ко мне, Рита, внимательно:
Трудно свой хлеб добывает Фагот.

Скучно без перчика, Риточка, пресно-то.
Вешаться впору, ядрит-ангидрид.
И хоть очко у меня уже треснуто,
«Воздух усталые силы бодрит».

Воланд велел подудеть на дуде его:
Рвать векселя и крутить вензеля.
Видела Рита, полет Лиходеева?
Разве сравнится с полетом шмеля?

Вырядил теток атласно-муарово,
И никаких мне за это ковриг.
Разоблачил при жене Семплеярова.
Кучу фальшивых червонцев настриг.

Больше не сыщешь в шалмане ни корочки.
Сколько дотла погорело жратвы!
Свисну, и все Воробьиные горочки
Ямками станут на карте Москвы.

Рыцарь, но слаб в фехтованье и боксе я.
Плоские шутки одни на уме.
Правда, Маргоша, навеки зарекся я
Впредь каламбурить о свете и тьме.

Собака Баскервилей Доктор Ватсон