Формальные письма к Нине

Можно сколько угодно критиковать этот рассказ с позиций материализма и позитивизма. Но. Прошу обратить внимание на год его написания. 1968. Год студенческих волнений в Париже, моментально нашедших подражателей и поклонников во всем мире. Год полнейшего отрицания любой веры. Год наивысшего взлета индивидуализма и деструктивизма. Прагматичные циники потребовали свою часть пирога власти. Мне почему-то кажется, что тихий одинокий голос Харлана Эллисона сумел перекричать громкий и слаженный хор леваков. Нам в назиданье.

С наилучшими пожеланиями, Иван Хримов

Письмо № 9. 1974 год. Владимир Кларков «Стратегический мост»

Дорогая Нина!

Фантастика, как ни парадоксально это звучит, часто намного точнее передает «текущее» состояние взаимоотношений человека и общества, чем обычная литература. Мне припомнилось одно очень важное функциональное определение фантастики. Кир Булычев сформулировал его следующим образом:

«Фантастика более, чем другая литература, связана с жизнью общества в понимании ее как суммы социальных процессов. Реалистическая литература отражает действительность, как правило, через изучение человека и его взаимоотношений с другими людьми. Для фантастики важнее проблема «человек — общество». (Кир Булычев. «Падчерица эпохи»).

Когда я говорю, что 90 % всей фантастики — чистой воды политика, я ошибаюсь совсем немного, причем не могу точно сказать в какую сторону. Тут уже работает не только «обостренное чутье художника». Главным становится показ одного из наиболее важных для человека природных умений — приспособление к изменившимся и явно чуждым условиям общественной жизни. Хороший пример из литературы подобного сорта — повесть Владимира Кларкова «Стратегический мост».

Действие повести, по странной традиции тех лет, происходит в вымышленной стране с вымышленными людьми. Имена героев — Махо, Пакур — подобраны таким образом, чтобы невозможно было объявить их гражданами ни одной из существующих стран, ни, тем более, свести действие к описанию реального или ожидаемого вооруженного конфликта. Намерение автора вполне понятно. Во-первых, он настаивает на некоторой универсальности ситуации — такое может случиться в любом из «цивилизованных» государств. Во-вторых, настойчиво просит не удивляться, если все описанное в повести произойдет в стране читателя. В нашем случае в Союзе ССР. Владимир Кларков — человек ехидный, что видно и по другим его сочинениям, поэтому легко представить, как он говорит своим знакомым литераторам, взволнованным по поводу начала войны в Афганистане: «Не делайте удивленные глаза, обо всем этом было написано. Надо больше читать. Не умеете, сделайте над собой усилие и научитесь».

А вот, собственно, что он написал.

Два интеллигентных молодых человека (Махо — биохимик, Пакур — математик) обсуждают на кухне последние события. Господин Президент ввел войска в окраинную провинцию, такую далекую и чуждую, что и не поймешь сразу — колония это, заморская территория или равноправный субъект федерации. Все началось с нападения туземцев на метеорологическую станцию. Понятное дело, что научный персонал нуждался в защите, а это вполне пристойный повод для начала маленькой военной кампании. Со временем о станции забыли, но численность ограниченного контингента продолжала неуклонно расти, поскольку там, в провинции, происходило что-то таинственное и нехорошее, неподконтрольное господину Президенту. Официальные средства информации утверждали, что любое попустительство неконтролируемым процессам есть прямая угроза целостности страны. Пакур был уверен, что дело обстоит именно так. Махо вяло возражал, повторяя доводы пацифистов о том, что армейское начальство больше других заинтересовано в продолжении войны — торговля армейским имуществом, оружием и наркотиками наверняка приносила немалые деньги, а еще, как говорили, там открыли богатое нефтяное месторождение.

Спор окончился самым неожиданным образом — Пакур отправился добровольцем в действующую армию. Встретили его там не самым лучшим образом, во-первых, он был чужим и по воспитанию, и по образованию, и по интересам. Но главное, он не любил, когда пытают туземцев, чтобы разжиться местным алкогольным пойлом или легким наркотиком. А во-вторых, его представления о патриотизме, о фронтовой дружбе и взаимовыручке, о самопожертвовании ради правого дела в роте мало кто разделял, а если таковые и были, то старались о своих идеалах помалкивать. Пакуру все чаще задавали вопрос: «Какого черта ты сюда притащился»?

А бои шли нешуточные. Ожесточенные и кровавые. Только воевали не туземцы. На тактических занятиях Пакуру объяснили, что туземцы используют в качестве оружия дрессированную лесную нечисть, которую, применяя современные биотехнологии, штампуют на секретных заводах. Тут были и похожие на танки Гремучие клопы, ловкие и быстрые Большие муравьи, а еще — Крылатые — эти атаковали с воздуха, поливали солдат горячей смолой, а зазевавшихся немилосердно клевали. Об этом в столичных газетах не писали.