Форк 1941

Причём переучивание шло сразу авиаполками, что избавляло от разнотипья и облегчало работу технических служб.

* * *

Мемуары Георгия Нефёдовича Захарова со строками, в которых он описывал свои ощущения от полёта на У-2 вдоль границы за несколько дней до войны, о том, что видел приграничные районы на сопредельной территории с плохо замаскированными и совсем не замаскированными массами машин, бронеавтомобилей, танков в рощах, в деревнях и хуторах так задели поздней осенью за живое Рычагова, читавшего данный текст из «пока не наступившего», что он, на очередном докладе, показал их Сталину. Привычка притаскивать вождю что-то совсем ошеломляющее нравилась, похоже, им обоим. И получил в конце встречи «мудрое» (задне-передним числом) напутствие:

– Все, что хочешь делай, Паша, но чтобы авиация у тебя… и 22 июня и после… дралась лучше, чем в «тот раз»… Конфликтов с ведомством Лаврентия никаких на местах нет?

В этот раз на по ту стороны границы было также. Всё также сжимался кулак фашистской военной машины.

Но не по эту… здесь её удар был встречен и перенесён намного лучше.

Павел Рычагов, снова отчаянно, сильнее чем прежде, верил в вождя, страну и себя и всю он войны рвал жилы и напрягал свой совсем не самый гениальный (ну лётчик-истребитель он был, истребитель!), но уж какой имелся «стратегический взгляд» ради того «наказа вождя».

Рвал и упирался на своём посту за службу Советской Родине так, что незадолго до Победы его молодой и закалённый организм всё равно не выдержал. И Павел Рычагов встречал радостную новость о безоговорочной капитуляции Германии и о Победе в войне – такой долгожданной и такой бесценной, в больничной палате. Едва удержавшись после инфаркта по эту сторону границы жизни и смерти. А кампанию ему составили пришедшие его навестить и поддержать попаданец, явившийся вместе со своей восхитительной Маргарет, про которую падкий до женской красоты Павел Рычагов уже столько слышал, но лично увидел первый раз. Он тогда только сглотнул и напомнил себе, что Рожков – его очень хороший товарищ, почти что друг и вообще он обязан тому жизнью. Да и ну нафиг, учитывая кто эта сногсшибательная юная вертихвостка. Пусть сам путешественник из будущего с ней жизнь долгую и счастливую строит. Может, чего и выйдет у них. Всяко разно та – не пара командующему Советскими ВВС.

Хмель от предвоенного ветра удачи из головы командующего Советскими ВВС уже давно и очень хорошо выбили знание о тех «застенках НКВД», где он мог кончить свои дни, знание о том «что было у страны по другому» и свежую боль воспоминаний о тех, кого знал лично, с кем когда-то вместе летал и кого забрала закончившаяся война. Лица тех, кто не вернулся – кого он так часто посылал на смерть…

Принимая и возвращая парочке поздравления с Победой и забирая уже только себе – пожелания скорейшего выздоровления, он понял – что всю войну, мечтая снова сесть в самолёт, и сделать это после Победы, когда Сталин пообещал ему снять это запрет, ныне он так и останется командующим ВВС. Которому уже врачи не дадут подняться в небо.

Командующий авиации страны, которая победила…

Отгрустив после выздоровления и приняв запрет врачей на личные полёты, он наконец, засядет тогда за «простенький аркадный авиасимулятор». Слова из непонятного, брошенного на ходу комментария человека из будущего вылились в дни, проведённые в виртуальных битвах над Тихим океаном.

А вскоре, товарищ Рычагов, собираясь на приём в Кремль – получать третью Звезду Героя, лишь будет сожалеть о том, что ещё не скоро вычислительные средства дойдут до уровня, позволяющего как-то обучать лётчиков с применением «виртуальной реальности». А впереди была… «дорога к звёздам». Не теми, которыми судьба уже осыпала щедро его, а теми, которые в недостижимых далях пространства за атмосферой и дорогу к которым мостили Королёв и К.

Но пока до сих волнующих и невероятных моментов впереди была вся война. Которая началась и здесь 22 июня…

Глава 13. Самый страшный день. Часть II

«22 июня, ровно в четыре часа…». Эти строки помнят… нет, пожалуй, уже не все, но пока ещё многие. Там, откуда силами неведомой хре… неведомыми процессами в кротовой норе скопировался главный герой этой истории.

Поскольку попавший в иные времена и иные пространства товарищ-господин Рожков, учитывая его профессиональные качества, любил всё раскладывать по полочкам, сортировать и алгоритмизировать, то рассмотрим происходившее в самый страшный день по отселектированным (попавшим в выборку по заданным условиям, да?) регионам советской страны, сосредоточившись на районах границы и двигаясь с севера на юг.

В тот день вовсю полилась кровь. И она была одинакового цвета, в не зависимости от гражданства, убеждений и жизненного опыта сражавшихся на разных сторонах самой страшной в истории человечества войны.

* * *

Заполярье, советско-финская граница, Балтийское море, ЛВО