Ничто не давалось ему в жизни просто. Он учился урывками, по ночам, по книгам, одолженным у знакомых, украдкой, чтобы родители не знали, а то заставят работать. Потом, уже будучи взрослым, он нанимал учителей. Если вначале его преподаватели считали, что их наняли для того, чтобы они обеспечили тот минимальный набор знаний, который позволит их ученику не робеть в высшем свете, то очень скоро им становилось понятно, что их ученик стремился утолить ненасытную жажду знаний – сколь редкий, столь и драгоценный дар.
– Обреченные любовники, разделенные враждой между кланами, – сказала Амелия. – Погибшие до того, когда могла начаться их настоящая жизнь. Ты пытался предупредить меня, чтобы я боялась... тебя.
– Ты слишком глубоко копаешь.
Она пожала плечами:
– Как тебе будет угодно. Так как насчет воды?
Он пошел на кухню. Желание выместить злость на печных горшках он подавил с трудом. Но справиться с искушением заехать в стену кулаком он не смог. Когда Нилс вернулся, Амелия уже сидела возле Ше-доу и держала его за руку.
– Он становится теплее.
Нилс потрогал лоб брата. Черты лица его словно разом заострились.
– Начинается жар.
– Значит, мы должны его остановить, – она и открыла саквояж.
Глава 14
Что бы ни было в той адской смеси, что Амелия толкла ступкой и взбивала пестиком, пахла она ужасно. Нилс не выдержал и, распахнув окно, высунул голову наружу. Свежий воздух немного улучшил атмосферу, но не настолько, чтобы тошнотворная вонь не ощущалась вовсе.
– Что это? – стараясь дышать ртом, спросил Нилс.
Амелия чуть отвернулась от фарфоровой миски, в которой готовила лекарство, и ответила:
– Сгнившая мякоть фрукта, который растет только у нас, в Акоре.
– Сгнившая? А свежая мякоть никак не подойдет?
– Нет, покуда фрукт не сгниет, от него никакой пользы.
– Я не дам намазать этой гадостью Шедоу.
– Именно это я и собираюсь сделать. Эта гадость остановит инфекцию.
– Эта дрянь его убьет.
– Нилс, это серьезное обвинение.
– Прости, я не хотел тебя обидеть. Я просто не понимаю, как это снадобье может ему помочь.
– Насколько я понимаю, на сгнившей мякоти растет что-то такое, что убивает инфекцию. По крайней мере, в большинстве случаев.
– Моя старая бабка останавливала кровотечение паутиной.
– Я слышала о таком методе. И еще я знаю, что змеиный яд заставляет сердце реже биться, что бывает необходимо при сложных хирургических операциях.
– Не говори мне о хирургах. Не вижу разницы между ними и мясниками.
– В Акоре все совсем не так. А теперь держи. – Она протянула ему миску с вонючим содержимым. С гримасой отвращения он взял ее у нее из рук.
С величайшей осторожностью она сняла повязку с раны и внимательно осмотрела шов.
– Нам ничего другого не остается.
– Ты в этом уверена?
– Не знаю более эффективного лекарства. – Взяв у него из рук миску, она осторожно намазала края раны полученной кашицей.
Закончив работу, она поставила миску с остатками на подоконник. Занимался рассвет. Скоро должны вернуться слуги.
– Я схожу на минутку вниз, – сказал он. – У тебя есть все необходимое?
Амелия кивнула.
– Да, на данный момент все есть. Но я была бы благодарна тебе за чашку горячего чая.
Он и сам мог бы догадаться. Она спала не больше, чем он, более того, она не побоялась приехать к нему среди ночи, после того как он сделал все, чтобы этого не допустить. Приехала, чтобы помочь его брату. Кто и когда так благородно поступал по отношению к любому из них? От отца остались лишь слабые воспоминания. Их мать, хорошая и сильная женщина, отправила сыновей в люди, где им предстояло столкнуться с суровой жизненной правдой, когда они были почти детьми. Иного выбора не было, учитывая обстоятельства их жизни и характер братьев. С тех пор и он, и Шедоу добывали средства к существованию самостоятельно. Они много сделали для своей страны, но ни тому, ни другому не приходило в голову ждать от мира ответного добра.
А что сейчас? Он прекрасно понимал, что Амелия отнеслась к нему как к собственному брату, к члену семьи. Она с ходу отмела все препятствия, вставшие у нее на пути, включая и его, Нилса, подозрительность. Та неизбывная любовь, которой природа наделила акоранцев, пролилась золотым дождем и на него, и на его брата. Для Нилса существование таких отношений стало шоком. И, что еще хуже, познав доброту, которой не видел прежде, он, наверное, с трудом сможет дальше жить без нее.
Он приготовил чай для Амелии и кофе для себя, поджарил тосты на очаге, нашел масло и джем и все это уложил на поднос. Готовить завтрак для двоих – как это приятно, как по-домашнему. Тайная мечта. Он усмехнулся. Чего бы его враги – а их был легион – не отдали, лишь бы узнать, что неуловимый Волк втайне мечтает о жизни заурядного обывателя, имеющего жену и детей, любящего их и заботящегося о них, как испокон веку положено человеку.
Он даже себе не смел признаться в том, что действительно этого хочет, но такая мечта, по здравом размышлении, казалась совершенно несбыточной. Он был тем, кто есть, – охотником и убийцей, человеком, которому положено выполнять то, что не могут другие.
И все же чай заварить он умел.