Фонарь Диогена

Настроение было хрупким, как подмерзшие лужицы на асфальте. Кара научилась быть спокойной всегда, при любых обстоятельствах, но сейчас любая мелочь могла выбить ее из колеи. Виновата во всем была весна – вкатилась, зараза, сахарным арбузом в душу, раздразнила гормоны обманчивым мартовским теплом, и снова накрыло Кару острое ощущение одиночества. Кара с этим чувством давно смирилась, приучила себя гармонично с ним сосуществовать, и ей даже удавалось кайф ловить от собственной независимости. Хорошо ей было, комфортно, легко – ничто не тревожило, полный штиль в сердце, ясная голова, холодный рассудок, но дурная весна в любую минуту могла пустить все ее сеансы психотерапии коту под хвост. Кара пока держалась, балансируя на грани, сорваться «жаба» мешала: слишком много средств было вложено в модного психоаналитика, чтобы так запросто расстаться с душевным покоем из-за прихотей погоды, вновь поверить в возможное счастье – и стать самым несчастным человеком на земле. Нет уж! Дудки! Она справится, выдержит, переживет этот март, как пережила прошлый, устоит. Хватит с нее лживых обещаний весны, больше никаких нервных срывов и депрессняка. Любовь – это иллюзия. Одиночество – ее стихия, ее кредо, ее стиль – уговаривала себя Кара, кутаясь в серебристый норковый полушубок на остановке трамвая и прикидывая, как поступить: поймать попутку или прокатиться на рогатом транспорте. До дома было недалеко, пешком от силы пятнадцать минут, но к вечеру подморозило и тротуары превратились в каток, шагать на каблуках по льду – опасно. У дверей агентства она чуть было не свернула себе шею – поскользнулась на лестнице.

Машину, как назло, пришлось с утра отогнать в сервис. «Ауди» обещали сделать к вечеру, но при техосмотре выяснилось, что имеется проблема, которую за один день никак не решить. Ничего удивительного, сама виновата, надо было раньше тачку в сервис отогнать, а не ждать с наивной надеждой, что неполадка устранится сама собой. Правда, такое уже случалось пару раз: что-то стучало, где-то скрипело, но Карина уговаривала машину не ломаться, и та слушалась, переставала стучать и скрипеть. На этот раз просьбы не подействовали, «аудюха», как называла свою любимицу Карина, разворчалась, отказалась резко трогаться с места и принялась так громко фыркать, что ездить на ней стало неприлично. Вроде не старая еще, а такая перделка, удивлялась Карина.

К остановке подошел трамвай, вобрал в свое теплое нутро озябших пассажиров и укатил по направлению к ее дому. Карина так и не решилась в него сесть. Не любила она общественный транспорт, вернее, людей, которые вечно норовили влезть в ее личное пространство. «Извозчиков» она тоже не любила – плюхаешься в салон, и ты обречен слушать либо шансон и попсу, либо пошлые анекдоты, истории о чужой жизни, детях, женах, политике, высоких ценах и проблемах страны. Это еще было полбеды. Некоторые товарищи пытались завязать с ней знакомство – тупые мужланы, похотливое быдло, потные грязные животные. Кара ненавидела мужчин. Причин ненавидеть их вроде бы и не было, просто однажды Карочка проснулась после утомительной тошнотной ночи с очередным любовником, посмотрела на мужика, храпевшего рядом с ней, и все про себя поняла.