Фонарь Диогена

Вика зажала уши ладонями и зажмурилась. Хотелось умереть сейчас же, немедленно! После резюме Карины Сева будет ощущать по отношению к ней лишь брезгливость. «Слабая на передок»… Мерзость какая! Как она могла, сволочь поганая! Как она могла? Сама обманом втянула ее в эту грязь! Вика целый год сопротивлялась, умоляла Карину дать ей другую, нормальную работу, а работы все не было, словно ее сглазил кто-то. Карина продолжала на нее давить, и Вика сдалась. Сломалась после того, как хлопнулась в голодный обморок в метро. Чуть под поезд не угодила, уже заваливалась в пропасть, но кто-то сзади дернул ее за капюшон пальто, а дальше – провал. Очнулась Вика, лежа на лавке, от резкого запаха нашатыря. Сухонькая бабулька в смешной шляпке протирала ей виски прохладной ваткой и сердобольно над девушкой кудахтала. Какой-то парень в линялой болоньевой куртке протянул ей пластиковую бутылочку лимонада «Дюшес». Вика жадно выпила приторную липкую жидкость до дна – полегчало. Она села и прислонилась затылком к холодному мрамору, оглядела толпу зевак. Народ на перроне тихо переговаривался, разглядывая ее, словно амебу под микроскопом. Кто-то выдвинул версию, что Вика – самоубийца. Кто-то бросил ей в лицо: «Наркоманка»! Вика не была наркоманкой, она и алкоголя-то почти не пила. Большинство ее «подружек» плотно сидели на коксе, курили траву для куража, пили литрами шампанское… Вика держалась, и дело было не в отсутствии средств, при желании она могла одолжить на кайф в долг или найти возможность побаловаться дурью просто за компанию, но она бежала от наркоты, как от чумы. Мамина тяжелая болезнь на нее так повлияла, в последние дни жизни ей кололи наркотики, чтобы уменьшить нестерпимые боли, и Вика хорошо помнила, как меняется сознание человека от этих обезболивающих. Принцип у Вики был, твердое убеждение, что наркотики – это зло, а тут вдруг такое незаслуженное оскорбление – обидно стало до слез! До чего же она докатилась, что ее за наркоманку и самоубийцу принимают! Глотая горькие слезы, Вика трясущейся рукой вытащила пудреницу из сумочки, взглянула на себя в зеркальце – из круглого окошка на нее смотрела бледная глазастая моль. Вика разрыдалась, громко, некрасиво, в голос завыла, не пряча свои эмоции. Толпа зевак поредела, часть людей отплыла подальше, бабуся в шляпке снова попыталась ей помочь, закудахтала еще громче и протянула Вике настойку валерьянки в стеклянном темном пузырьке. Хорошая была бабулька, чудесная, замечательная, добрая! Сердечница, видно, бедненькая, тучу лекарств с собой в авоське таскала. Вика потом жалела, что доброту ее сразу не оценила, от стресса и шока голова ничего не соображала, злость неожиданно накатила, черная, липкая, как вакса, – она оттолкнула бабушкину руку, резко поднялась и пошла прочь, забыв сказать «спасибо».

О человеке, который ее спас, Вика тоже вспомнила лишь дома, после разговора с Каринкой, когда стакан дешевой теплой водки придавил ее к постели и комната завращалась в пьяном грязном танце новой жизни. Как он, интересно, выглядел, ее спаситель? Сколько ему было лет? Часто она пыталась представить себе его лицо, но не могла. Одно Вика знала наверняка – ее ангел-хранитель был мужчиной, она сердцем это чувствовала. Возможно, он стоял среди толпы зевак и ждал слов благодарности, но так и не дождался. Вернуть бы время вспять, в глаза этому человеку взглянуть, поблагодарить – подарил он ей новую жизнь. Хорошо же она его подарком распорядилась: душу свою продала в тот же день, разменяла на сытое будущее, блестящее снаружи и гнилое изнутри: выпивка, кокаин, мужики, деньги, тряпки, фальшивые улыбки, зависть, ненависть, шелковые простыни, антикварный стул. Ради чего она жила? Ради чего? Лучше бы она умерла тогда!

– Не хочу… Не хочу больше… Ничего не хочу… – Вика схватилась за голову и закричала: – Бесов! Карина права – я дерьмо, шлюха и пустышка. Я дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!!!

Дверь в комнату распахнулась, на пороге появилась Карина. Стремительно преодолев часть комнаты, она упала грудью на стол и застонала. За начальницей вошел Бесов, прикрыл дверь, сложил руки на груди и облокотился о стену. Вика покосилась на размазанную по столешнице начальницу, поймала взгляд Севы, холодный и злой. По спине словно разлился азот, и кожа покрылась лягушачьими пупырышками – жить вдруг снова резко захотелось.

Карина с трудом выпрямилась, лицо ее выражало полное недоумение, через секунду сменившееся животным страхом. К подобному обращению хозяйка модельного агентства явно не привыкла.