Читаем Фокс Малдер похож на свинью полностью

Екатерина Михайловна не любила Лидию Тимофеевну. Это происходило, скорее всего, оттого, что Лидия Тимофеевна не носила пока синих панталон. Как, впрочем, и любого другого цвета. Было бы слишком заметно. Ей нравились узкие вещи. А то, что она там под ними носила, нам увидеть не довелось. Большинству из нас, по крайней мере. Просто не было случая.

Екатерина Михайловна стояла на табурете и помахивала в воздухе свернутой картой советского наступления, чтобы стряхнуть с нее пыль. Это было глупо. Она спрятала карту от Лидии Тимофеевны только вчера вечером. Суток еще не прошло. Какая тут пыль? Но карту можно было смело вынимать. Лидия Тимофеевна эту тему уже прошла. Только что кончился урок истории в параллельном. Завидовали мы им или нет?

Зато у нас было смешно.

Екатерина Михайловна нагибается вперед и открывает доску, как открывают купейную дверь в поезде. Очень удобное изобретение. Подходишь, тянешь за ручку вбок – и перед тобой все Екатеринины сокровища. Но карты с наступлением там нет. Так что зря Лидия Тимофеевна внутри все перерыла. Десять минут, как минимум, потеряла от урока.

Лицо от напряжения раскраснелось. Глаза растерянные.

А карта теперь в руке у Екатерины Михайловны, и та, согнувшись на табурете, стоит спиной к нам и нагибается все ниже. Ей надо достать указку, но она хочет сделать все за один раз, не опускаясь с табурета на пол. Экономия сил. Какой смысл суетиться, если ты у себя дома? Поработаешь в одном месте 28 лет и тоже перестанешь различать, где работа – где дом. Указку она от Лидии Тимофеевны не прячет. У той есть своя. Она нагибается все ниже, а нам становится видно все больше.

Так туча, закрывавшая небо целый день, внезапно уходит и обнажает огромный кусок пронзительной синевы.

Ну и что с того, что параллельному классу досталась Лидия Тимофеевна?

* * *

Насчет юмора еще была директриса. Тоже ценный кадр. Насчет юмора.

Старой закалки.

Одно время преподавала литературу. Печорин, Онегин, лишние люди. Сонечка Мармеладова как морально неустойчивый элемент. Боялась произносить слово «проституция». Не одобряла. Или беспокоилась за наших девчонок? Говорила: «Пошла на панель».

Любовь к эвфемизмам.

«Называть лопату лопатой». Так говорил Заратустра. Или Джонатан Свифт? Который умер от горя и всеобщего непонимания. Видимо, погорячился насчет простоты.

А дурака – дураком?

Снимала под столом туфли. Шевелила пухлыми пальцами. Когда говорила, делала ручкой. Маленький толстый человек, который учил нас литературе. Однажды завела меня с другом к себе в кабинет и сказала: «Ваш доклад победил на городском конкурсе. Кто-то из вас должен поехать в Москву. Решайте сейчас».

Добрая тетя.

Наверное, мы обрадовались. Особенно я. Потому что неприятно было стоять там в такой тишине. Как будто языки проглотили.

Я сказал: «Пусть едет он».

Не знаю, почему так сказал.

Она говорит: «Вот и ладно».

Перед выпускным вышла на крыльцо. Решила обратиться к народу. В то время любили говорить с высоких трибун. Пока все не умерли. И пока их не отнесли в мавзолей. Вернее, закопали поблизости. Когда хоронили первого, гроб чуть не уронили. Потому что был толстый. По телевизору все показали. А кто остановит прямую трансляцию? Тем более быстро все произошло. Стукнули об землю, а потом подняли.

В тот год и был выпускной.

Она выходит на крыльцо, окидывает всех глазами и делает ручкой: «Ну что, дорогие родители, пришли проводить своих детей в последний путь?»

А у девчонок такие банты огромные, фартуки белые. Цветы у всех. Мальчишки водки давно накупили. Родители нарядные стоят. Из окна слышно, как в столовой повара смеются.

И замолчала.

Так долгожданное солнце в ненастный день на мгновение выглядывает из туч, но тут же скрывается, вновь окутанное серой дымкой.

В общем, отметили выпускной.

Но самым главным ее приколом был, конечно, Эдуард Андреевич. Тоже насчет юмора. Капитан в отставке. До капитана только дорос. Дольше уже не вытерпели. Хотя в армии привыкли ко многому.

Вот и пошел в школу военруком. Разумеется, в нашу школу. Потому что директриса была его родственница. Куда ему было еще пойти? Особенно насчет юмора.

Выводил нас из класса. Строил всех в коридоре. Останавливался напротив рыжего Горбунова и шипел: «Ну что, Горбунов? Шатен неудачной масти!» Потом отпускал девчонок и долго смотрел им вслед. Пока сумки заберут с подоконников, пока шепчутся. Когда последняя исчезала в конце коридора, поворачивался к нам и подмигивал: «Убежали, двустволки».

Быстро нашел единомышленников. Физрук Гена бросал нам из своей каморки баскетбольный мяч, а сам запирался внутри на весь урок с Эдуардом Андреевичем. Футбольных мячей у него не было, поэтому мы пинали огромное кожаное яйцо. Если в кого-нибудь попасть изо всех сил, то будет очень больно. Отскакивает с резиновым звуком. Говорили, что так мяч можно испортить, но нам было все равно. Когда после физры по расписанию шло НВП, Эдуард Андреевич прикрывал рот платочком. Видимо, в армии научился. Воспитанного человека не каждый день встретишь. Хорошие манеры, все такое.

Перейти на страницу:

Все книги серии Граффити

Моя сумасшедшая
Моя сумасшедшая

Весна тридцать третьего года минувшего столетия. Столичный Харьков ошеломлен известием о самоубийстве Петра Хорунжего, яркого прозаика, неукротимого полемиста, литературного лидера своего поколения. Самоубийца не оставил ни завещания, ни записки, но в руках его приемной дочери оказывается тайный архив писателя, в котором он с провидческой точностью сумел предсказать судьбы близких ему людей и заглянуть далеко в будущее. Эти разрозненные, странные и подчас болезненные записи, своего рода мистическая хронология эпохи, глубоко меняют судьбы тех, кому довелось в них заглянуть…Роман Светланы и Андрея Климовых — не историческая проза и не мемуарная беллетристика, и большинство его героев, как и полагается, вымышлены. Однако кое с кем из персонажей авторы имели возможность беседовать и обмениваться впечатлениями. Так оказалось, что эта книга — о любви, кроме которой время ничего не оставило героям, и о том, что не стоит доверяться иллюзии, будто мир вокруг нас стремительно меняется.

Андрей Анатольевич Климов , Андрей Климов , Светлана Климова , Светлана Федоровна Климова

Исторические любовные романы / Историческая проза / Романы
Третья Мировая Игра
Третья Мировая Игра

В итоге глобальной катастрофы Европа оказывается гигантским футбольным полем, по которому десятки тысяч людей катают громадный мяч. Германия — Россия, вечные соперники. Но минувшего больше нет. Начинается Третья Мировая… игра. Антиутопию Бориса Гайдука, написанную в излюбленной автором манере, можно читать и понимать абсолютно по-разному. Кто-то обнаружит в этой книге философский фантастический роман, действие которого происходит в отдаленном будущем, кто-то увидит остроумную сюрреалистическую стилизацию, собранную из множества исторических, литературных и спортивных параллелей, а кто-то откроет для себя возможность поразмышлять о свободе личности и ценности человеческой жизни.

Борис Викторович Гайдук , Борис Гайдук

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Социально-философская фантастика / Современная проза / Проза

Похожие книги