Флот решает всё (СИ)

— А у вас губа не дура, юноша, особенно, если учесть, что не далее, как полгода назад вы собирались сделаться подражателем господина Кибальчича, не к ночи будь помянут… Ну-ну, не обижайтесь! — поторопился добавить он, увидав, как вспыхнули пунцовым румянцем сначала уши, а потом и щёки собеседника. — Я это не в осуждение — просто не мне одному известно о ваших… хм… ошибках юности, и это может стать неким препятствием.

Голова Матвея как бы сама собой втянулась в плечи, взор упёрся в носки собственных сапог — «Дурак, дурак, о чём размечтался! Знай своё место, а о разведке и мечтать не смей…»

Штабс-капитан, видимо, угадал его мысли.

— Давайте-ка сделаем так. Оставайтесь пока в здесь, Сагалло. Составите компанию Тимофею Семёнычу — он давеча мечтал поближе познакомиться Абиссинией, а у вас уже имеется какой-никакой опыт. Серёжа, в смысле капитан Казанков приставит к какому-нибудь полезному делу здесь, в Новой Москве; заодно пройдёте курс кое-каких наук — скажем, по минно-взрывному и артиллерийскому делу, я договорюсь с офицерами канонерки. А я, как время, о вас вспомню, обещаю!

И посмотрел гимназисту прямо в глаза. Тот, сделав на собой усилие, не стал отводить взгляд, думая только об одном — лишь бы не навернулась сейчас непрошеная слеза…

— Ну что, решили? — Остелецкий широко улыбнулся. — тогда давайте прощаться. И вот ещё, чуть, не забыл… — он взял длинный свёрток, прислонённый к стене. — Это вам, Матвей.

Молодой человек развернул плотную ткань — под ней оказался штабс-капитанов «Винчестер», тот самый, с длинной трубкой прицельного телескопа поверх ствола.

— Спасибо, Вениамин Палыч, только как же так?..

— Берите, берите! — он похлопал гимназиста по плечу, и в этом жесте не было ни тени снисхождения, раньше так задевавшего юношу. — Мне-то он ни к чему, а здесь, в Африке ещё не раз пригодится. И вообще… — Остелецкий сделал многозначительную паузу. — сдаётся мне, молодые люди, что нас с вами ожидают весьма интересные события!

ЭПИЛОГ — 1

Российская Империя

Гатчина

Вообще-то официальной резиденцией Императора Всероссийского считалась Гатчина — туда он перевёз семью, там проводил большую часть времени, и там же устраивал официальные церемонии, включая приём министров и послов иностранных держав.

Но… резиденция есть резиденция — придворные, толпы народу, дела, дела, дела…Александр же, страстный рыбак и любители пикников на природе, хоть и любил Гатчину, но порой тяготился этой державной суетой. И для отдохновения души он велел построить для себя своего рода дачу, или виллу в финских шхерах, близ городка Котка — куда удалялся время от времени с семьёй и проводил о несколько дней. Беспокоить государя в это время было позволено лишь по самым серьёзным поводам — да и то, личные визиты, даже самых высокопоставленных государственных деятелей исключались. Александру сообщали о возникшей необходимости, а дальше он сам принимал решение — возвращаться ему в Гатчину для встречи, или дело может обождать.

Вот и сегодня — Николай Карлович Гирс, министр иностранных дел Российской Империи, был обеспокоен до чрезвычайности. События, произошедшие несколько дней назад в африканском заливе Таджура ставили под угрозу отношения России и Франции. Третья Республик, хоть и не состояла в военном, или каком-то ином союзе с Россией — после выигранной войны с Британской Империей, во время которой сами французы потерпели довольно-таки унизительное поражение от британской эскадры у берегов Французской Гвианы) — та могла позволить себе поглядывать на прочие европейские несколько свысока.

Тем не менее, Сам Гирс, как и многие из членов кабинета, дорожил добрыми отношениями с Францией, и когда ему намекнули, что французский посол намерен, пусть и в неофициальной форме, выразить недовольство инцидентом у Сагалло, министр изрядно встревожился. Сложившуюся ситуацию требовалось срочно обсудить с Государем, но тот, как назло, как раз отдыхал в финских шхерах. Посланные же Гирсом курьеры вернулись с озадачивающим ответом: Александр, выслушав их (что происходило на дощатых подмостках, на берегу маленького финского озерца, где он восседал на складном парусиновом стульчике с удочкой в руке) ответил словами, которые, стань они известны ещё кому-то за пределами узкого круга, наверняка взбудоражили бы мировую общественность с первых полос всех крупнейших газет. «Когда русский царь удит рыбу, — сказал Александр, — европейские дела могут подождать». — и подсёк довольно крупного окунька, что привело его в совершеннейший восторг