Флот решает всё (СИ)

— Так здесь ничего особенного нет, такие штуки ещё Леонардо да Винчи придумал! — сказал медик. Матвей заметил, что пассаж Остелецкого был ему неприятен. — Я сам видел похожий рисунок в альбоме с чертежами его изобретений, так что никаких военных тайн в статье не раскрыли.

— Ну да Бог с ними, с водолаптями, он бы и без них доплыл до «Пэнгвэна». — отмахнулся Остелецкий. — Меня сейчас больше интересует, как наш бомбист был связан с обокским визитёром, этим торговцем из Трансвааля?

—…и чем так ему не угодил, что его застрелили! — добавил Матвей. — С чего бы это, ведь Горасевич помогал этому трансваальцу, а он его — вон как отблагодарил! Может, не поделили что-то?

Матвей ещё в той, прошлой жизни (он привык уже думать так обо всём, что происходило до их отбытия из Одессы на пароходе) охотно почитывал повести о сыщиках, ворах и убийцах, печатавшихся в тонких, скверной бумаги, книжонках ценой в две копейки — и теперь жаждал поучаствовать в раскрытии настоящего, не выдуманного преступления.

— Это-то как раз яснее ясного. Трансваалец — на самом деле он англичанин Ричард Бёртон, запомните это имя, молодые люди! — попросту ликвидировал своего агента, пока мы с вами до него не добрались. Сам-то Бёртон наверняка уже покинул Обок, а вот Горасевича, попади он туда, французы наверняка бы посадили под замок, а потом вполне могли бы выдать нам назад. Да и им самим он мог рассказать много чего интересного — например, с чьей подачи был взорван «Пэнгвэн». Так что тут никакой загадки нет. Меня другое интересует: кто завербовал его в Петербурге и отправил сюда? Сам Бёртон никак не мог, но ведь кто-то же постарался?

— К сожалению, самого Горасевича уже не спросишь. — Тимофей вытащил из кармана платок, плеснул на него водки из плоской оловянной фляжки и тщательно вытер руки. — А хорошо было бы…

— Да, Бёртон об этом позаботился. — кивнул Остелецкий. — Весьма предусмотрительный господин, и осторожный, ничего не скажешь…

Некоторое время они стояли над трупом. Проводник и трое аскеров, сопровождавших маленький отряд, терпеливо дожидались в стороне, в тени большой зонтичной акации — время подходило к полудню, летнее африканское солнце палило нещадно.

— Тело будем забирать? — заговорил Тимофей. — Можно завернуть в попону и привязать за седлом.

— Да кому он нужен? — пренебрежительно фыркнул штабс-капитан. — Закопать, конечно, надо, не по-христиански как-то оставлять гиенам, но везти с собой, хоронить на кладбище возле Новой Москвы — многовато чести для предателя. Давайте-ка поторопимся, молодые люди. Лопаты у нас нет, а ковырять ссохшуюся глину ножами, да ещё на такой жаре — то ещё удовольствие. Может, попросить у аскеров их копья? Наконечники, вон какие широкие, ими, небось, сподручнее. Закопаем, помолясь, раба божия — и назад, рысью. завтра «Мономах» уходит в Аден, а у нас ещё дел выше головы…

* * *

Восточная Африка,

Абиссиния,

Крепость Сагалло.

— Куда же вы теперь, Вениамин Палыч?

Остелецкий только что отправил унтера Осадчего на берег, проследить, как будут грузить его багаж на шлюпку с Мономаха, и теперь прощался с Матвеем и студентом-медиком. Единственная комната «штабной» хижины опустела, даже присесть было некуда — так что разговаривать пришлось стоя.

— В Аден, Матвей, куда ж ещё? «Мономах» пока там задержится, пока не прибудет ему на смену канонерка «Сивуч» — кстати, брат близнец нашего «Бобра». А я пересяду на пароход Доброфлота — и домой, в Россию. Есть у меня там кое-какие дела. А вы, Тимофей Семёныч, надумали, как дальше собираешься жить?

Студент стащил с переносицы пенсне — с некоторых пор он приохотился носить его, полагая, видимо, что это придаёт ему более «врачебный» вид.

— Я, с вашего позволения, Вениамин Палыч, останусь здесь. Среди поселенцев и казачков полно раненых и перекалеченных, а я единственный кто хоть что-то смыслит в медицине. Да и в Абиссинии хочется осмотреться получше — что я тут видел, если припомнить? Берег, крепость, санитарные палатки да груду кровавых бинтов! А тут целый континент, да какой…

Штабс-капитан посмотрел на будущего медика с интересом.

— А вы, оказывается, романтик! Уж сколько живём бок о бок, а у меня и в мыслях не было! Ну, разумеется, оставайтесь, раз уж решили, не смею препятствовать… Но если вернётесь всё же в Россию — найдите меня, попробую что-нибудь для вас сделать. Вот по этому адресу вам всегда подскажут, как со мной связаться.

И подал студенту листок с несколькими строчками, написанными мелким, аккуратным почерком.

— А с вами что, юноша?

Матвей замялся, и это вызвало понимающую улыбку собеседника.

— Да говорите уже, не конфузьтесь, как барышня. Обдумали, чем бы хотели заняться?

Юноша, наконец, решился. Набрал полную грудь воздуха, и…

— Вениамин Палыч, я бы хотел, как вы — не картографом, а… ну вы же понимаете? Я всему научусь, честное слово!

Остелецкий покачал головой.