Флёр

Но уже что-то другое привлекло внимание сэра Ранульфа. Вглядываясь в море, он улыбался и молчал. Джентльмен, стоявший у борта справа от нее, приподняв шляпу, вежливо заметил:

— Да, это правда, мадемуазель! У судна из железа не больше шансов затонуть, чем у деревянного корабля.

Повернувшись, Флер бросила на него настороженный взгляд. Это был обычный молодой человек, возможно несколько старше ее, не очень высокий и не очень красивый. У него было заурядное лицо, которое на мгновение показалось ей знакомым, и невыразительные шатеновые волосы. На нем была шинель с капюшоном, хорошо сшитая из добротного материала, с меховым воротником — его отличительная деталь. Меховой воротник здесь, на Балтийском море, конечно, был весьма кстати. Бросив быстрый взгляд на сапоги, Флер сразу же поняла, что о таких может только мечтать любой джентльмен.

— Дерево не тонет, сэр, а железо сразу идет ко дну, — возразила она.

— Справедливо. Но корабль плавает не благодаря тому материалу, из которого он сделан, а благодаря своей конфигурации.

Он улыбнулся Флер с видом победителя и снял перед ней фуражку.

— Видите ли, судно удерживает на плаву находящийся у него внутри воздух, — объяснил он, перебирая пальцами внутри фуражки. — Если я положу свою фуражку на воду, она будет прекрасно плавать на поверхности. Но если она зачерпнет воды, то… — Он сделал жест, будто выбрасывает ее в воду. — И voilà! Мне придется еще раз посетить шляпный магазин.

— Понятно, — проговорила Флер. — И этот принцип действует в отношении любого материала?

— Конечно. До тех пор, пока соблюдается правильная форма того или иного предмета.

— Благодарю вас за объяснение. Мне нравится доходить до сути всего.

— Боюсь, вам не захочется больше обращаться ко мне за объяснениями.

Флер вздрогнула.

— Почему?

— Потому что, хотя я могу вам пригодиться со своими инженерными знаниями, такое поведение могут расценить как недостойное джентльмена. Мне не следовало вмешиваться, — сказал он с таким забавным выражением чистосердечного раскаяния на лице, что Флер не смогла сдержать улыбки.

— Зачем вы так говорите, ведь это я сама проявила абсолютно несвойственную для леди жажду к знаниям!

— В таком случае нашей с вами благовоспитанности суждено погибнуть. Это тем более верно, что мы подходим к Ревелю, где, как я знаю по собственному опыту, очень скоро расстаешься со своими благопристойными манерами. Какое превосходное английское слово — «благовоспитанность»! Что скажете? За этим на первый взгляд комплиментом скрыто разящее осуждение! Какой приятный язык — английский. Под его прикрытием можно быть грубым, но этого никто из окружающих не заметит. Такого нет ни в одном языке, из тех которые я знаю, разумеется!

Флер засмеялась.

— Да, вы совершенно правы. Моя тетушка в этом большой мастер, хотя она считает себя англичанкой только в силу того, что Англия ее вторая родина. Я давно заметила, когда ей хочется быть особенно язвительной, она никогда не прибегает к французскому.

— Конечно. Французский — это язык, созданный для описания еды и для составления протоколов, — с самым невинным видом заметил ее собеседник.

— Обычно — это язык любви, — напомнила ему Флер.

Он покачал головой.

— Серьезное заблуждение. Французский язык годится для повара или дипломата, но никогда для возлюбленной или любовника.

— Почему вы так считаете, сэр?

— Потому что, мадемуазель, язык любви должен быть прямым и искренним, а ни того ни другого не добьешься на изящном французском. Поэтому он удобен поварам и дипломатам — и тем и другим приходится лгать во имя своей профессии.

— Мне кажется, с вами небезопасно поддерживать знакомство, — рассмеялась Флер. — Еще немного такой беседы, и я, того и гляди, лишусь всех своих убеждений!

Улыбнувшись, молодой человек надел фуражку.

— В таком случае я удаляюсь, мадемуазель, будучи убежденным, что на таком маленьком суденышке мы непременно встретимся снова.

Флер, поклонившись, всем видом дала понять, что не имеет ничего против такой перспективы. Незнакомец произвел на нее благоприятное впечатление — настоящий джентльмен, и ей понравился тот вздор, который он нес перед ней.

— Да, — продолжал он, — если я не ошибаюсь, нас всех сегодня вечером приглашает на обед губернатор. Это — удивительно общительный человек, и у него — превосходный повар, знаменитый на всю Эстлянию, точно вам говорю. Если мы встретимся под его крышей, вам трудно будет скрыть от всех наше знакомство.

— Вы забыли об одном, сэр, — ответила Флер с серьезным видом. — Мы не представлены друг другу, поэтому о каком знакомстве может идти речь?

— Ах, сейчас я все исправлю. Знаете, на корабле представиться — целая канитель.

Сдернув с головы фуражку, он отвесил ей низкий поклон. Выпрямившись, незнакомец с невероятным достоинством принял позу великого визиря.

— Петр Николаевич Карев просит вашего соизволения покинуть вас, мадемуазель. До скорой встречи!