Флёр

— Знаете, я никогда так и не смогла получить удовольствия от остывшего блюда. Я всегда помнила, что оно должно подаваться горячим, — сказала она, обращаясь к своему сидевшему слева соседу, с которым у нее сразу же установились теплые отношения. Это был офицер главного штаба, красивый молодой человек, по имени Джером. Он просто обожал Флер и не скрывал своих чувств. Справа от нее сидел какой-то очень сухой гражданский средних лет, которому, судя по выражению на лице, не нравилось, что его посадили слишком далеко от головы стола. Он обратился к Флер с парой ничего не значащих замечаний, а потом, вероятно полагая, что на этом его миссия окончена, все время вытягивал шею в сторону того края стола, где сидели важные персоны, пытаясь уловить их разговор.

— Как жаль, что герцог по-прежнему придерживается старинного обычая сервировки стола, — заметил капитан Джером. — В России это делается несравненно лучше. Вместо того, чтобы подавать все блюда сразу, там приносят одно за другим. Независимо от того, сколько за столом собралось гостей, за спиной у каждого стоит слуга, и каждый из приглашенных одновременно получает все нужное в свою тарелку из отдельного блюда или с подноса. Какое поразительное зрелище, эти императорские приемы! Можете себе представить пятьсот супниц, из которых одновременно наливают суп!

— Вы были в России? — спросила Флер, стараясь не обнаружить большего к этому интереса, чем требовали правила приличия. С того момента, когда она угнала, что ее спаситель — русский, это слово звучало для нее как-то по-особенному. Оно сразу бросалось ей в глаза с газетной полосы, она моментально выхватывала его из еле слышной беседы в дальнем углу комнаты. Это слово теперь полностью принадлежало ей!

Флер так и не удалось расспросить обо всем поподробнее мистера Полоцкого, вначале из-за навязчивого присутствия Тедди Скотта, который не отъезжал по дороге домой ни на шаг от кареты до самой Ганновер-сквер, а потом из-за срочного вызова ее собеседника на выставку. Флер нужно было одеться до его возвращения, а так как Полоцкий не получил приглашения к герцогу, ей придется набраться терпения до завтрашнего утра. А пока она ничего не знала о своем спасителе, кроме фамилии.

— Да, я там был с Сеймуром три года назад, — ответил Джером. — Удивительная страна, однако к их нравам нужно привыкнуть. Мы были просто поражены тем, что там все берут взятки и любое дело превращается в длинную, нудную процедуру. Петербург, однако, самый красивый в мире город, а их балет и опера не идут с другими ни в какое сравнение. Вам нравится балет, мисс Гамильтон?

— Да, очень, — задумчиво ответила она. Ей не хотелось говорить о балете, так как в этот момент она придумывала, как поаккуратнее задать ему интересующий ее вопрос. — Когда вы были в России, у вас, вероятно, появилось много друзей?

— Да, конечно. Русские — удивительно дружелюбный народ. Я твердо уверен, что офицерский клуб в России — это самое гостеприимное место в Европе. Мне никогда не приходилось видеть большую доброжелательность.

Флер напрягала мозг.

— Вам, вероятно, было очень грустно расставаться с новыми друзьями, вы ведь понимали, что вряд ли увидите их снова. У нас ведь так мало возможностей для встречи. Но я слышала, что в работе выставки принимают участие несколько русских. Нет ли среди них ваших бывших друзей?

Хотя Джерому показалось немного странной манера Флер задавать вопросы, но он не подал вида.

— Нет, здесь нет моих прежних друзей, но кое с кем я все же знаком.

— Вы знаете графа Карева? — спросила она, как бы мимоходом.

Джером бросил на нее удивленный взгляд.

— Карева? Да, я немного знаю его. Вы с ним знакомы, мадемуазель?

Флер, почувствовав, что краснеет, попыталась взять себя в руки.

— Да, мы раскланиваемся при встрече, не больше, — ответила она так, словно это ее вовсе не интересовало. — Судя по всему, он очень приятный джентльмен. Правда, я очень мало знаю о нем.

— Он выходец из очень интересной семьи, — спокойно сказал Джером, слегка откидываясь на спинку стула и изучая выражение лица Флер. — Говорят, его мать была английской гувернанткой. Не знаю, право, так ли это. Отец его был видный дипломат и занимал очень высокое положение при Александре I. Он был одним из главных составителей текста Тильзитского мирного соглашения и долгие годы являлся главным представителем царя в Париже. К сожалению, в 1825 году семья его впала в немилость. Виной всему восстание декабристов. Надеюсь, вы об этом читали?

— Нет, не читала. Вынуждена признаться, я очень плохо знаю русскую историю.

— Так вот. Когда умер Александр, во дворце начались разногласия по поводу того, какой из двух братьев должен стать его преемником, а группа офицеров, которых теперь называют декабристами, воспользовавшись этим, подняла мятеж в надежде провести в стране либеральные реформы. Мятеж быстро подавили. Участники его были сурово наказаны.