Флигель-Адъютант

— Никакой чайханы! Не всякий раз из такого далека весточки до нас доходят! Здесь же и заночуете, и ничем не хуже чайханы и караван-сарая мы вас напоим-накормим, да и гостевая комната у нас свободна… Зулейха! — хлопнул в ладоши радушный хозяин.

У Бекбулата было четыре жены. Зулейха — младшая, но самая проворная и сообразительная из всех, успевала повсюду. Три старших — молчаливые, грустные женщины, хлопотали по хозяйству. В огромном казане булькал плов, жарилась на вертеле курица, со второго яруса, где размещалось помещение для гостей, летели клубы пыли — там наводили порядок. Давненько у них не было визитеров!

Помимо четырех жён у Бекбулата имелось восемь сыновей — от пяти до четырнадцати лет, те самые сорванцы, что встретили нас на улице, и три дочери — четырех, десяти и двенадцати лет. Они помогали женщинам по хозяйству, занимались какой-то работой по дому, присматривали за птицей.

Старшая девочка принесла поднос с кофе под навес, поставила на маленький резной столик.

— Сегодня просто день такой, — хозяин по-имперски говорил вполне сносно, акцент почти не чувствовался. — Эл тиферет Баал, мы собрались дома всей семьей. Обычно мы с сыновьями работаем в гончарной мастерской, это чуть ниже по улице, рядом с рыночной площадью. Но сейчас — глина закончилась, завтра пойдем пополнять запасы в горы… Потому — сегодня дела домашние. И вот — гости… Ну, расскажите, каково там, по ту сторону Кафа? Говорят, Император вернулся и навел порядок? Я-то лет пятнадцать там не был…

— Что, и в набеги ни разу не сходили? — невинно глядя на стропила навеса, поинтересовался Царёв.

— В набеги? В набеги старшие сыновья ходят. Дело младшего — блюсти семейное гнездо!

Интересные порядки… В Империи, да и вообще — в Старом Свете — наследство доставалось старшему, а счастье искать отправлялся младший! Или — младшие, сколько бы их ни было. А тут — вона как.

— А Хасбулат? — не унимался Иван.

— А Хасбулат пошел — и не вернулся. Потом оказалось — вместо того, чтобы сложить голову эл тиферет Баал — он осел там и стал брадобреем. И неплохо устроился, как пишет… И я не могу его осуждать — он единственный из моих братьев, кто остался в живых. Сейчас я смотрю на своих сыновей, и мне не хочется, чтобы семеро из них погибли… Пусть даже эл тиферет Баал. Говорят, в Империи много земли, много работы. Может быть, нам стоит попросить Императора дать нам землю и работу? И не ходить в набеги?

— В Империи не поклоняются Баалу. Там другие правила, другая жизнь. В Империи нельзя иметь больше одной жены, — сказал я. — Разве многие башибузуки смогут приспособиться и жить так?

— Хасбулат смог. Я — не смогу, а вот мои дети — очень даже. Хорошие горшечники ведь будут нужны еще долго, верно?

Я глянул на Царёва. Если его план по индустриализации удастся — горшечникам останется только делать сувениры. Или идти на фабрику по производству посуды…

— Вы давно бывали за Кафом? — спросил Бекбулат. — В наших местах?

— Я был в детстве, — пришлось кивнуть мне.

— Я не бывал вовсе, — откликнулся Иван.

— Когда в Империи началась смута — многие из наших радовались, что наконец неверные пострадают за свои грехи, а мы пересечем Каф, вырвемся на Хвалынские степи и отнимем исконные земли по самый Итиль. А потом вдруг оказалось, что перестали ходить караваны, и привычные товары вроде лекарств и боеприпасов брать стало неоткуда. Никто не покупал у нас баранов и рис, никому не нужны были шерсть и фрукты… Нищета и голод заставили нукеров браться за сабли — и идти на пулеметы. Приезжали «синие», призывали создать Ассамблею Леванта, присоединиться к Республике, напасть на Шемахань и прибрежные богатые города, занятые имперскими добровольцами… Но они отправились в быка, потому что нашим ханам не понравились их слова про Республику. И ханы повели молодых нукеров на Север — и сначала они возвращались с добычей, а потом — не возвращались вовсе. И знаете что? Когда на перевале я снова увидел черное знамя с орлом — то нагрузил десять верблюдов горшками и пошел к таможне — и меня пропустили! И когда я вернулся с лекарствами и с грузом соли, и с красками и эмалями для моей работы, то многие соседи решили, что торговля лучше войны… И теперь Касаба живет много лучше любого другого кишлака на сотню верст окрест. И потому кое-кто считает нас предателями, поскольку мы хотим торговать, а не подохнуть эл тиферет Баал… И я вас спрашиваю: как думаете, дагли, если Касаба или какая иная община, любой кишлак попросится под руку Императора — пришлет ли он сюда войска, чтобы защитить нас?

— Если присягнете и откажетесь от человеческих жертв — то пришлет, скорее всего. Но детей придется отдать в школу, а рядом с кишлаком поставить церковь, медпункт и гидроэлектростанцию, — быстро ответил Царёв. — Это я вам наверняка скажу…

— Церковь и медпункт… — задумался Бекбулат. — Они будут вкалывать нам болезни животных, чтобы мы не болели человеческими болезнями?

— И это в том числе, — сказал я. — Жить в Империи — значит жить по имперским законам.

— А смогут ли дагли быть посредниками между имперцами и башибузуками?