Флигель-Адъютант

Побросав оружие, товарищи ринулись к нему на помощь. Шофер обхватил голову руками в отчаянии — ему достались в качестве пассажиров настоящие, высшей пробы клинические идиоты. Он нравился мне всё больше. Поэтому я перевел ствол винтовки на пижона с усиками. Тело — большое и мягкое, голова — маленькая и твердая. Эта истина меня никогда не подводила.

— Гдах! — мой выстрел ударил хлестко, как щелчок плети.

Обливаясь кровью, главарь наших преследователей сполз вниз по спинке сиденья. Гдах! Гдах! Царёв патронов не жалел, но — стрельба из винтовки на дальние дистанции явно не была его коньком. То ли дело — пистолеты… Он вторично ранил бедолагу— пулеметчика с продырявленной ногой, прострелил плечо тому, который пытался вытащить его из лужи, продолжал выпускать пулю за пулей, пока обойма не закончилась.

В конце концов — почему бы и нет? Вассеру — кем бы он ни оказался — нужно было отправить послание. И потому я методично, как в тире, выцелил сначала одного остолопа с винтовкой — и пальнул ему в ногу, потом второго, который полез в автомобиль за пулеметом. Как будто пулемет в этой ситуации мог хоть как-то помочь! Он схватил пулю в предплечье, заскулил и спрятался за машиной.

Водитель демонстративно поднял руки и закричал:

— Я сдаюсь, слышите? Вертел я этих кретинов!

Царёв к этому времени перезарядился.

— Глаз с них не спускай! — сказал я, подхватил сумку с медикаментами и пошел вниз по склону, петляя меж стволов деревьев.

Шофер, увидев меня, спросил только:

— Это мы на вас охотились?

— На нас. Я вижу, ты тут единственный в своем уме, да и человек, по всей видимости, случайный… Тебе заплатили?

— Заплатили… В задницу они могут свои деньги теперь засунуть, марафетчики клятые. Никогда бы не подписался на дело, если бы знал, что они марафетчики! А вы меня убивать будете? — поинтересовался он.

Я присмотрелся к нему и спросил:

— Где служил?

— Семиреченский полк!

— Под Бубырем был?

— А как же! — его лицо просветлело. — «Коробочка»…

— Да, «Коробочка» всех нас спас тогда… Рота панцеров в одном экземпляре! Выжил панцерник, сводила с ним меня судьба после того боя…

— Так и вы там были?.. — в глазах ветерана — семиреченца мелькнула надежда. — То есть убивать — не будете?

— Я — нет. Но в лесу мой товарищ с винтовкой, и, сам понимаешь…

— Понимаю, не дурак. С этими что делать будем? — он кивнул на раненых.

Те и не помышляли о сопротивлении.

— С перевязкой справишься?

— Справлюсь… — он принял у меня из рук ИПП, рассовал их по карманам и пошлепал по грязи — вытаскивать и латать марафетчиков.

Я проверил усатенького — он не дышал — и принялся собирать трофеи. Пятнистые куртки меня заинтриговали: в плане маскировки они могли дать фору и нашему хаки, и протекторатскому фельдграу! И где такое делают? Одна из них, видимо, предназначенная для остывающего покойничка, нашлась в багажнике. Сам-то он отдал Богу душу в элегантном френче!

Интересную одежку я использовал для того, чтобы завернуть в нее карабины. Их, а также магазины, набитые патронами и короба с лентами для «Бергманна», я перенес в под деревья, туда, где было посуше. Следом настал черед самого пулемета. Увесистая, однако, железяка!

Шофер закончил перетаскивать великих воинов в машину и бинтовать их раны, не переставая при этом материться и проклинать марафетчиков на чем свет стоит.

— Дальше что, командир? — спросил он.

— Дальше? Цепляй лебедку, вытаскивай машину, меняй колесо. Вон — у тебя две запаски. Этим скажешь, чтобы передали Вассеру — если уже надоело терять людей и дорога жизнь — пусть берет в одну руку барабан, во вторую — дудку и отправляется возглавлять ряды идущих к дьяволу! Если не надоело — пусть присылает новых кретинов, эти уже испортились. Ну, и в гости мы к нему наведаемся, только дела свои порешаем…

— Возглавлять ряды?.. — от усталости водитель даже рассмеяться толком не мог, хотя было видно — речевой оборот он оценил.

«Испорченные» марафетчики стонали на задних сиденьях, бесцеремонно сваленные вповалку.

— Всего доброго! — сказал я и скрылся в зарослях.

Водитель, матерясь, принялся устанавливать лебедку.

XVII КАСАБА

Мы шли по Кафу третий день. Южный Каф — Дикий, отличался от Северного — Имперского абсолютной неблагоустроенностью и необжитостью. У обочин дороги бежали кристально чистые ручьи, воду из которых можно было пить, зачерпывая ладонями. Широколиственные леса представляли собой неисчерпаемые запасы дичи и дров, так что на стоянках у нас не было недостатка ни в том, ни в другом.

Ливень больше не беспокоил, яркие и теплые лучи солнца согрели землю, высушили грязь на дороге, взбодрили тяжело нагруженных коней, которых мы вели в поводу. Мягкие ичиги — не лучшая обувь для долгих пеших переходов, но приходилось чередовать верховую езду с такими вот прогулками, чтобы не переутомить коней, не подорвать их здоровье — без этих благородных животных наше путешествие мигом превратилось бы в сущий ад. Да и вообще — человек в горском архалуке и без лошади — это нонсенс, паноптикум!