Флигель-Адъютант

— Садись, Ванечка, устал поди! Вот, возьми в одну руку кубок, в другую — кусок сыру… Искандер, вот этот младший научный сотрудник, этнограф по необходимости и свирепый воин по призванию, чуть ли не в одиночку, с имперским знаменем в руках, прорвал боевые порядки башибузуков на пятнадцатиметровом склоне, и повергал их на землю и сокрушал кости врагов до тех пор, пока не подоспели мы с юнкерами… Разве ведут себя так воспитанные юноши?

Брат моргнул, а потом принял правила игры и улыбнулся:

— Нет, воспитанный юноша так себя не ведет, а вот джигит — очень даже! Ну, рассказывайте, воины, что там за история с поездом и пограничниками?

И мы рассказали. А потом он рассказал, как спас Императора два года назад, во время одного из покушений в годовщину коронации, располовинив шашкой прямо посреди торжествующей толпы на Дворцовой площади двух бомбистов. Одного — вдоль, второго — поперек. Преторианцы тут же доставили окровавленного горца пред светлы очи Государя, а тому только того и надо было — хлопнул папаху на пол, преклонил колено и подтвердил присягу Династии. А за спасение Его Величества попросил разрешения возродить Горскую дивизию. Благо, фактически она и не расформировывалась, более того — пополнялась молодыми уроженцами Кафа. С тех пор и появилась у Императора еще одна надежная опора, которой он доверял не меньше преторианцев, и еще один ближник, преданный по зову сердца, а не по долгу службы.

При этом брат вел рассказ, упоминая Государя только в третьем лице, как будто Иван Царёв не имел к нему никакого отношения, и впервые слушал эту историю. Мы посидели еще немного, и говорили, и смеялись, и допили вино — там было не больше штофа, в самый раз, чтобы поднять настроение и не захмелеть всерьез.

— Ну что, шеф, не пора ли нам в Эвксину? — непонятно чему улыбнулся Иван, глядя мне за спину.

Я отряхнул с бешмета крошки сыра и встал.

— Пожалуй, что и пора! — а потом удивленно огляделся: — Так! А где все?

Искандер расхохотался:

— Видел бы ты свое лицо! Мои четыре сотни снялись четверть часа назад, Ближний Круг — вместе с ними.

— Ближний Круг? — я посмотрел на Ивана. — Поня-а-атно…

Интересно, Артур Николаевич в курсе всего этого? И не буду ли я выглядеть кретином, или хуже того — предателем, если расскажу его высочеству обо всём здесь увиденном? В конце концов — мы оба, и старый полярник, и молодой полковник — служим Империи, а значит — Императору…

Гьарг и Леван подвели в поводу лошадей — двух жеребцов буланой масти. Прекрасные, благородные животные прядали ушами и фыркали, недоверчиво поглядывая на нас. Я взял кусок лепешки, оставшийся от нашего импровизированного пикника и протянул одному из них.

Конь вдохнул воздух бархатными ноздрями, потянулся и аккуратно взял губами кушанье. Прожевал и сказал:

— Бр-р-р-р-р! — и подмигнул.

Я не смог сдержать смех. Какой, однако, интересный тип!

— Ну, вижу — споётесь, — кивнул Искандер. — Увидимся, брат! Не забывай — ты обещал!

Горцы легко взлетели в сёдла своих скакунов. Отсалютовав Императору, троица джигитов сорвалась с места в карьер, подняв тучу пыли. Царёв поставил ногу в стремя жеребца:

— Шеф, как насчет конной прогулки?

— Положительно! — я погладил мягкую морду коня. — Исключительно положительно.

Я грустно вздохнул, вспомнив натальскую кобылку Зайчишку, а потом, ухватившись за луку седла, оттолкнулся и уселся верхом. Не так ловко, как Искандер, конечно.

XIV ВОЛШЕБСТВО ЭВКСИНЫ

Когда впереди уже замелькали беленькие домики предместий Эвксины, Царёв остановил коня:

— Тр-р-р-р-р! Шеф, нужна ваша помощь…

— Что там, Ваня?

— Маскировка! — многозначительно сказал он. — Всё-таки в Эвксине я не так давно останавливался, участвовал во всяких мероприятиях… Кто-то мог и запомнить!

— Есть предложения?

— Так точно! Спешиваемся?

Мы привязали жеребцов к ветвям раскидистой чинары, и Царёв с таинственным видом извлек из седельных сумок почти такой же как у меня горский наряд.

Архалук отличного качества был любимого Иваном серого цвета, едва отличаясь оттенком от бешмета. К одежде присоединился бритвенный набор и ножницы.

— Волосы — под ноль, а усы — оставить.

Усы? Однако! Присмотревшись к отросшей на лице юноши щетине, которая почти превратилась в бородку, я мысленно представил Ивана гладко выбритым и с усами, и одобрительно кивнул. Вполне себе корнет Горской дивизии. Голубоглазых и рыжеватых на Кафе — дай Бог, чтоб не половина. И вообще — этнографы мы, в конце концов, или на моцион вышли? Во фраках нам, что ли, рассекать? Нужно же как-то вызывать доверие у местного населения?

Взбивая пену помазком, я уточнил:

— Легенда прежняя? Иван Царёв, ассистент?

— А почему нет? Я как-то уже привык…

Брея ему голову и лицо опасной бритвой, я насвистывал Преторианский марш, пытаясь не думать о последствиях, буде я случайно зарежу Помазанника Божия.

— Шеф, слейте? — он с удовольствием умылся водой из фляги, и обескураженно покрутил головой. — Одеколон?

— Одеколон? Минуточку, Ваня! Глаза закрой только.