И, чтобы мистер Лидс не передумал, Бен-Саиб, не дожидаясь разрешения, откинул скатерть и принялся искать зеркала, которые, по его мнению, должны быть между ножками стола. Он что-то бормотал, пятился назад, потом снова подходил к столу и шарил под ним: там было пусто.
Стол стоял на трех металлических ножках, вделанных в пол.
Журналист несколько растерялся.
— Так где же зеркала? — спросил отец Каморра.
Бен-Саиб обследовал стол то с одной стороны, то с другой, щупал ножки, приподнимал скатерть и то и дело потирал рукою лоб, точно пытаясь что-то вспомнить.
— Вы что-нибудь потеряли? — спросил мистер Лидс.
— Зеркала, мистер! Где зеркала?
— Где ваше зеркало, я не знаю, а мое — в гостинице… Вы желаете взглянуть на себя? Действительно, вы что-то бледны и как будто расстроены.
Насмешливый тон американца развеселил притихших было гостей, а Бен-Саиб в сильном смущения вернулся на свое место.
— Не может этого быть! — пробурчал он. — Без зеркал ничего не получится. Вот увидите, он переменит стол…
Мистер Лидс поправил скатерть и, обращаясь к высокопоставленным зрителям, спросил:
— Можно начинать?
— Подумайте, какое хладнокровие! — сказала вдовствующая дама.
— Итак, милостивые государыни и государи, прошу занять места и обдумать вопросы, которые вы желали бы задать.
Мистер Лидс исчез за дверью в глубине зала и через несколько секунд появился, держа в руках очень древний на вид ларец из темного дерева, покрытый изображениями птиц, животных, цветов, — должно быть, иероглифическими надписями.
— Милостивые государыни и государи, — начал мистер Лидс торжественно, осматривая однажды знаменитую пирамиду Хуфу, фараона четвертой династии, я обнаружил в отдаленной камере саркофаг из красного гранита. Находка меня весьма обрадовала, ибо я полагал, что в саркофаге покоится мумия одного из членов царской семьи. Каково же было мое разочарование, когда, с неимоверным трудом вскрыв саркофаг, я нашел там всего лишь этот ларец, который, если угодно, вы можете осмотреть.
Он передал ларец сидевшим в первом ряду. Отец Каморра с содроганием отшатнулся, отец Сальви внимательно обозрел ларец, словно находил удовольствие в созерцании предметов погребального культа, отец Ирене тонко усмехнулся, дон Кустодио презрительно нахмурился, а Бен-Саиб все искал зеркала: не иначе как они в ларце, — где же еще!
— Фи, от него пахнет тлением, — поморщилась одна из дам и принялась яростно обмахиваться веером.
— От него пахнет сорока веками![115] — патетически воскликнул кто-то.
Бен-Саиб позабыл о зеркалах и начал искать взглядом, кто это произнес. Оказалось, один военный, который читал когда-то жизнеописание Наполеона. Бен-Саибу стало завидно. Он тоже решил не ударить в грязь лицом, а заодно уколоть отца Каморру.
— От него пахнет церковью, — язвительно произнес он.
— В этом ларце, милостивые государыни и государи, — продолжал американец, — оказалась горсть пепла и клочок папируса с надписью. Взгляните на них, только, умоляло, не дышите сильно — если улетучится хоть немного пепла, мой сфинкс станет калекой.
Его серьезный, строгий тон подействовал на публику, все это не казалось больше комедией, и когда ларец пошел по рядам, никто не смел вздохнуть. Отец Каморра, который со своей кафедры в Тиани столько раз описывал муки и пытки преисподней, смеясь в душе над испуганными лицами грешниц, теперь заткнул себе нос. Отец Сальви, который в день поминовения усопших распорядился соорудить в главном алтаре фантасмагорию, изображавшую души в чистилище, где при свете спиртовых лампочек фигурки грешников корчились среди языков пламени из сусального золота, — дабы прихожане заказывали больше месс и охотнее жертвовали, — да, сам тощий, молчаливый отец Сальви задержал дыхание и с опаской воззрился на горсточку пепла.
— Memento, homo, quia pulvis es![116] — пробормотал, усмехаясь, отец Ирене.
— Ах, черт! — вырвалось у Бен-Саиба.
Он как раз собирался блеснуть этим изречением, и вот каноник опередил его!
— В недоумении начал я рассматривать папирус, — продолжал мистер Лидс, тщательно закрывая ларец, — и увидел, что на нем написаны два непонятных мне слова.
Расшифровав иероглифы, я попробовал произнести их вслух, но едва выговорил первое слово, как ларец выскользнул из моих рук, словно увлекаемый огромной тяжестью, и упал на землю. Как я ни бился, я так и не мог поднять его. Немало удивленный, я открыл крышку ларца и… о, ужас! — в меня вперилась пронзительным взором человеческая голова. Я так и застыл на месте, тело мое сотрясала дрожь… Понемногу я пришел в себя… Быть может, все это мне мерещится, подумал я, и решил, чтобы отвлечься, читать дальше. Не успел я выговорить второе слово, как голова исчезла, и на ее месте опять лежала горсть пепла. Так, волей случая, мне стали известны два самых могущественных слова в природе — с их помощью можно создавать и уничтожать, воскрешать и убивать!
Мистер Лидс немного помолчал, следя за впечатлением, которое произвел его рассказ. Затем медленным, торжественным шагом приблизился к столу и поставил на него таинственный ларец.