Читаем Флибустьеры полностью

Скоро он заметил, что военный, перекинувшись несколькими словами еще с двумя-тремя такими же группами, подошел к экипажу и стал что-то оживленно обсуждать с седоком. Вареный Рак приблизился и без особого удивления узнал в седоке ювелира Симоуна; до его слуха долетел обрывок разговора:

- Сигналом будет выстрел!

- Слушаю, сударь.

- Не волнуйтесь, так распорядился генерал, но об этом молчок. Если выполните мои указания, вас повысят в чине.

- Слушаю, сударь.

- Итак, будьте готовы!

Голоса умолкли, экипаж тронулся с места. При всем своем безразличии Вареный Рак слегка встревожился.

- Что-то затевается... - прошептал он. - Береги карманы!

Но, убедившись, что его карманы пусты, снова пожал плечами. Пусть хоть небо обрушится на землю, ему какое дело!

Он пошел дальше и внезапно услышал рядом шепот.

Человек с четками и ладанками на шее убеждал другого.

- Не будь дурнем, - говорил он по-тагальски, - монахи сильнее генерала, он уедет, а они-то останутся. Сделаем, как я говорю, - разбогатеем. Сигналом будет выстрел!

- Ловко, ловко! - покачал головой Вареный Рак. г - Там генерал, тут отец Сальви... Несчастная страна!.. Да мне-то что?

Он пожал плечами и сплюнул, что означало крайнюю степень безразличия, но продолжал наблюдать.

Один за другим подкатывают экипажи и останавливаются у подъезда. Съезжается цвет манильского общества. Дамы, хотя еще тепло, кутаются в роскошные шелковые шали и легкие накидки; мужчины во фраках и белых галстуках почти все в пальто, лишь некоторые несут пальто на руке, выставляя напоказ богатую атласную подкладку.

Среди зевак - Тадео, тот самый, на которого при виде преподавателя всегда нападает хворь; он пришел сюда не один, с ним его земляк, студент-новичок, пострадавший из-за неверно прочитанного принципа Декарта. Новичок очень любопытен, все время задает вопросы, и Тадео, пользуясь его наивностью и неопытностью, врет напропалую. Каждый испанец, который здоровается с Тадео, будь то мелкий чиновник или приказчик, становится в его устах главой фирмы, маркизом, графом и т. п. Зато те, что проходят мимо, не здороваясь, - это, тьфу, какие-то писаришки, ремесленники, словом, мелкота! А когда поток пешеходов редеет, Тадео, чтобы восхищение земляка не остыло, начинает заглядывать в шикарные коляски, изящными поклонами приветствует подъезжающих, любезно машет им рукой, фамильярно восклицает: "Мое почтение!"

- Кто это?

- Ба, - небрежно роняет Тадео. - Начальник полиции... Второй секретарь... Член аюнтамьенто... Сеньора де...

Мои друзья!

Новичок полон почтения, он слушает развесив уши и подвигается поближе к Тадео. Шутка ли, Тадео - друг членов аюнтамьенто и губернаторов!

А Тадео сыплет громкими именами и, если кто-нибудь ему незнаком, тут же выдумывает имя и сочиняет истории, полные удивительных подробностей.

- Вон, гляди, высокий господин с черными бачками, немного косоглазый, в черном костюме - это чиновник А., дружок супруги полковника Б. Однажды оба они чуть пе подрались, да я вмешался... Мое почение! Ага, вот и сам полковник подъехал! А вдруг они сейчас подерутся?!

Новичок замирает, но соперники обмениваются дружеским рукопожатием; полковник, старый холостяк, спрашивает приятеля о здоровье супруги, деток...

- Слава богу! - с облегчением вздыхает Тадео. - А ведь это я их помирил.

- Нельзя ли попросить, чтобы они провели нас? - робко спрашивает новичок.

- Что ты, дружище! Я не люблю клянчить! - величественно отмахивается Тадео. - Я предпочитаю сам оказывать одолжения, но всегда бескорыстно.

Новичок прикусывает язык, ему очень стыдно, оп почтительно отодвигается от земляка.

Тадео продолжает:

- Вот это - музыкант В., а там - адвокат Г. Однажды он произнес речь, выдав ее за свою, когда она напечатана во всех книгах, а дураки слушатели восторгались и поздравляли его. Вон выходит из кеба доктор, специалист по детским болезням, его поэтому называют Иродом.

А вон тот банкир только и знает, что говорить о своем богатстве и геморрое. Это поэт, он вечно разглагольствует о звездах и потустороннем мире. А вот прелестная сеньора де..., к ней в отсутствие мужа захаживает отец М.

А это еврей-коммерсант Н., он приехал в Манилу с тысячей песо, а теперь миллионер. Вон видишь длиннобородого - это доктор О., который разбогател на том, что делал больных, вместо того чтобы лечить...

- Делал больных?

- Ну да, при рекрутских наборах... Смотри... смотри, отот почтенный господин в изящном костюме - он-то не врач, он sui generis [В своем роде (лат.)] гомеопат и проповедует во всем принцип similia similibus [Подобное подобным (лат.)]. Молодой кавалерийский капитан рядом с ним - его любимый ученик... Вон тот человек, в светлом костюме и шляпе набекрень, - это чиновник; его правило: никогда не быть вежливым; если он заметит на ком шляпу, готов того в порошок стереть. Говорят, он хочет таким способом разорить немецких шляпоторговцев.

А вот приехал мой знакомый - богач коммерсант с семьей, у него рента свыше ста тысяч песо... И, поверишь ли, должен мне четыре песо пять реалов двенадцать куарто! Да разве с этого толстосума получишь долг!

- Этот господин вам задолжал?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза