Флибустьеры

Это был печальный вечер. За ужином ни дед, ни выучка не могли есть. Потом старик заупрямился, не захотел ложиться и всю ночь просидел в углу, не вымолвив ни слова, не шелохнувшись. Хулия пыталась заснуть, но сон бежал от ее глаз. Немного успокоенная за участь отца, она думала о себе и горько плакала, уткнувшись лицом в подушку, чтобы не слышал дед. Завтра она станет служанкой. Как раз в этот депь Басилио обычно приезжал из Манилы и привозил ей подарки... Теперь уж им придется расстаться: Басилио скоро станет доктором, ему нельзя жениться на нищей... И воображение рисовало ей, как Басилио идет в храм с самой красивой и богатой девушкой их деревни, оба нарядные, счастливые, улыбающиеся, а она, Хулия, плетется за своей хозяйкой, неся молитвенник, буйо, плевательницу. Тут к ее горлу подкатывал ком, сердце сжималось, и она начинала молить пресвятую деву послать ей смерть.

- Но по крайней мере он будет знать, - шептала она, - что я согласилась пойти в рабство, лишь бы не продавать ларец, его подарок!

Эта мысль принесла некоторое облегчение, и Хулия размечталась. Как знать, а вдруг произойдет чудо! Вдруг она найдет двести пятьдесят песо под статуей святой девы - ей столько доводилось читать о подобных чудесах.

Или солнце не взойдет и завтрашний день не наступит, пока дело не будет выиграно. А вдруг вернется отец, приедет Басилио или она найдет в саду кошелек с золотом; кошелек пришлют ей тулисаны, а вместе с тулисанами придет священник, отец Каморра, который всегда с ней шутит... Мысли путались все больше и больше; в конце концов, измученная усталостью и горем, девушка уснула.

Ей приснилось, что она снова маленькая девочка и живет в густом лесу, купается вместе с братом и сестрой в ручье, там много-много разноцветных рыбок, которые сами плывут в руки, и она сердится: ей вовсе не интересно ловить таких глупых рыбешек; в воде она видела Басилио, но его лицо почему-то было похоже на лицо ее брата Тано. А с берега на них смотрела ее новая, хозяйка.

V

СОЧЕЛЬНИК ОДНОГО ВОЗНИЦЫ

Басилио въезжал в Сан-Диего уже затемно, когда по улицам города шествовала праздничная процессия. В пути он задержался: его возницу, забывшего дома удостоверение *, остановили гражданские гвардейцы и, ударич раз-другой прикладами, отвели ненадолго в часть.

Теперь двуколка снова остановилась, чтобы пропустить процессию; побитый возница, почтительно сняв шапку, шептал молитву перед первой статуей, которую несли на носилках, - видать, то был великий святой. Статуя изображала старца с длиннющей бородой; он сидел у могильной ямы под деревом, на котором красовались чучела разных птиц. Калан с горшком, ступка и каликут для растирания буйо составляли всю его утварь; скульптор словно хотел объяснить этим, что старец жил на краю могилы и там же варил себе пищу. Это был Мафусаил*, как его представляют филиппинские мастера; его коллега, и, возможно, современник, зовется в Европе Ноэль* - фигура более веселая и жизнерадостная.

"Во времена святых, - думал возница, - уж верно, не было гражданской гвардии и людей не избивали прикладами, потому и жили они долго".

За маститым старцем следовали три волхва * на резвых коньках, норовивших взвиться на дыбы; конь негра Мельхиора, казалось, вот-вот растопчет двух других коней.

"Нет, не было тогда гражданской гвардии, - окончательно решил возница, позавидовав тем, кто жил в столь блаженные времена. - Не то бы этого негра давно в тюрьму упекли. Ишь какие штучки проделывает над "испанцами"!" Под "испанцами" возница разумел Гаспара и Валтасара.

Заметив на голове негра такую же корону, как на королях-испанцах, возница, естественно, подумал о короле индейцев и вздохнул.

- Не знаете ли, сударь, - почтительно спросил он Басилио, - освободил он правую ногу или еще нет?

- Кто освободил ногу? - не понял Басилио.

- Король! - таинственным шепотом ответил извозчик.

- Какой король?

- Да наш король, индейский...

Басилио с улыбкой покачал головой.

Возница опять вздохнул. У филиппинских крестьян есть предание о том, что в давние времена король индейцев был закован в цепи и заточен в пещеру Сан-Матео.

Но он жив и, придет время, вызволит всех крестьян.

Каждые сто лет разрывает он одну цепь; обе руки и левая нога уже свободны, осталась закованной только правая нога. Стоит ему пошевельнуться или напрячь мускулы, начинаются землетрясения, бури. А силища у него такая, что даже камень и тот рассыпается в прах от его прикосновения. Филиппинцы, бог весть почему, называют его "король Бернардо", возможно смешивая с Бернардо дель Карпио *.

- Вот когда освободит он правую ногу, - пробормотал возница, подавляя вздох, - подарю я ему своих лошадок и стану ему служить, жизни за него не пожалею... Уж онто избавит нас от "гражданских". - И возница меланхолически поглядел вслед трем волхвам.