Читаем Флибустьеры полностью

Гости начали съезжаться с семи часов: первыми явились младшие божества - чиновники, владельцы магазинов, коммерсанты и им под стать. Входили они с напускной торжественностью, кланялись церемонно и немного скованно: такое обилие света, бархата, хрусталя внушало почтение и трепет. Но затем быстро осваивались, начинали исподтишка друг друга подталкивать, хлопать по животу, кто-то даже угостил приятеля подзатыльником. Некоторые, правда, строили презрительные мины - видали мы и получше, нас этим не удивишь! Одна богиня, зевая, находила все безвкусным и говорила, что ужасно проголодалась; другая пилила супруга, то и дело махая перед его носом рукой, будто собиралась ударить. Дон Тимотео кланялся налево и направо, расточал улыбки, изящно изгибался, делал шаг назад, полоборота, полный оборот - только что не плясал, и одна из богинь, не стерпев, шепнула соседке, прикрываясь веером:

- Взгляните, милочка, вертится-то как! Ну точь-в-точь марионетка!

Затем прибыли новобрачные в сопровождении доньи Викторины и свадебной свиты. Начались поздравления, рукопожатия. Мужчины покровительственно хлопали жениха по плечу, с нескрываемым вожделением разглядывали невесту; дамы обсуждали ее платье, украшения, внешность, состояние здоровья.

"Психея и Купидон восходят на Олимп!"* - подумал Бен-Саиб и решил запомнить сравнение, чтобы щегольнуть им при случае.

Плутовская физиономия жениха и впрямь напоминала озорного бога любви, а заметно торчавший горб, которого не мог скрыть строгий фрак, при желании легко было принять за колчан.

У дона Тимотео уже заломило в пояснице, затекла шея, начали побаливать мозоли на ногах, а губернатора все нет как нет! Прочие главные божества, в том числе отец Ирене и отец Сальви, уже явились, но где сам громовержец? Хозяин тревожился, нервничал, колотилось серд це, а тут еще приспичило выйти по нужде, но надо было кланяться, улыбаться, а когда он все-таки улучил минутку и выбежал, все его усилия отдать долг природе ни к чему не привели. Бедняга дон Тимотео вернулся к гостям в совершенном смятении: он то садился, то вскакивал, то опять садился, не слышал, что ему говорили, отвечал невпопад. И, точно назло, какой-то ценитель искусства принялся делать ему замечания касательно литографий - они, дескать, портят стены.

- Портят стены! - усмехаясь, повторял дон Тимотео, готовый растерзать критика. - Литографии, отпечатанные в Европе, самые дорогие, какие нашлись в Маниле! Гм, портят стены!

И дон Тимотео поклялся в душе завтра же взыскать с критика по всем распискам, которые хранились в магазине.

Но вот послышались свистки, конский топот. Наконец-то!

- Генерал! Генерал-губернатор!

Бледный от волнения, дон Тимотео встал и, морщась от боли в мозолях, спустился по лестнице вместе с сыном и прочими главными богами встретить державного Юпитера. Он даже забыл о ломоте в пояснице, из-за мучительных сомнений, внезапно охвативших его: следует ли изобразить на лице улыбку или же принять степенный вид?

Можно ли первым подать руку или же подождать, пока генерал протянет свою? Карамба! И как это ему раньше не пришло в голову посоветоваться с верным другом Симоуном! Стараясь скрыть растерянность, дон Тимотео хриплым, еле , слышным голосом спросил у сына:

- Ты приготовил речь?

- Ах, папа, речи теперь уже не в моде, особенно в таких случаях!

Юпитер прибыл в сопровождении Юноны*, сверкавшей подобно фейерверку: бриллианты на голове, бриллианты на шее, на руках, на плечах - сплошь бриллианты! Платье из самого дорогого шелка, с длинным шлейфом, расшитое крупными Цветами.

Его превосходительство милостиво согласился вступить во владение домом, как о том его умолял заплетающимся языком дон Тимотео. Оркестр грянул королевский марш, и божественная чета стала величаво подниматься но лестнице.

Губернатор был задумчив: быть может, впервые с тех пор, как приехал на острова, он испытывал грусть. Меланхолическое выражение смягчало его обычно суровые черты. Да, это последнее торжество, заключительный акт трехлетнего царствования! Через два дня ему придется навсегда сложить с себя столь высокую власть. Что оставлял он после себя? Но его превосходительство не любил оглядываться назад, он предпочитал смотреть вперед, в будущее! Состояние он увозил немалое, в европейских банках на его счету лежали крупные суммы, он купил несколько особняков. Однако и врагов он нажил немало и здесь и в Мадриде - вот хотя бы этот важный сановник! Он вспоминал своих предшественников, обогатившихся так же молниеносно, как он. И что ж, от их капитала теперь уже не осталось и следа. Отчего не послушал он Симоуна?

Отчего не хотел задержаться, как советовал Симоун? Нет, нет, самое важное - соблюсти приличия. Да-с... а кланяются ему уже не так низко, как прежде; он ловил на себе дерзкие, даже враждебные взгляды, но отвечал всем любезно, всем улыбался.

- Сразу видно, что солнце скоро закатится! - шепнул отец Ирене на ухо Бен-Саибу. - На него уже не боятся смотреть в упор!

Черт бы побрал этого монаха! Бен-Саиб как раз собирался сказать то же самое.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза