Флибустьеры

— Благоприятны ли для нас те сведения, которые вам удалось собрать?

— Это как смотреть на дело. Французы были здесь и стояли в течение нескольких дней. За это время им пришлось выдержать нападение апачей, которых они отбросили. Затем, что весьма вероятно, хотя я и не берусь утверждать этого, так как не могу определить причины, солдаты отряда взбунтовались, и тот несчастный, которого мы видели повешенным на дереве, погиб для усмирения остальных, став добычей для стервятников.

— Благодарю вас за эти сведения. Они показывают, что мы не ошиблись и идем по верному следу. Теперь не могли бы вы как-нибудь узнать, давно ли французы покинули эти развалины и куда они пошли?

— И эти вопросы легко разрешить. Отряд волонтеров покинул эти места вчера рано утром и направился в пустыню дель-Норте.

— В пустыню дель-Норте?! — в ужасе всплеснув руками, воскликнул дон Сильва.

На несколько мгновений воцарилось молчание. Каждый про себя оценивал этот факт. Наконец дон Сильва заговорил первым.

— Это невозможно.

— А между тем это так.

— Но ведь это безрассудство… Это просто сумасшествие!

— Не спорю.

— О, несчастные! — вновь всплеснув руками, произнес дон Сильва и через минуту добавил: — Ведь если они уцелеют, то это будет означать, что Бог захотел сотворить чудо.

— Я согласен с вами. Но что сделано, того не изменишь, наши сожаления тут не помогут. Итак, дон Сильва, я полагаю, что благоразумнее не думать об этом и предоставить им самим выкручиваться из тех обстоятельств, в которые они попали по собственной воле.

— Это ваше мнение?

— Именно так, — небрежно отвечал Тигреро.

— Итак, ваше мнение…

— Мое мнение таково, — резко перебил дон Марсиаль, — что нужно остаться здесь на два-три дня — возможно, за это время придут важные известия. Если по истечении этого срока ничего нового не произойдет, сядем на лошадей и вернемся в Гетцали той же дорогой, по которой мы ехали сюда, не останавливаясь нигде, даже не оборачиваясь назад, чтобы как можно скорее выбраться из этих ужасных мест.

Асиендадо отрицательно покачал головой. У него созрело какое-то решение.

— Ну, так вам придется отправиться одному, дон Марсиаль, — сухо заметил он.

— Что такое? — внимательно вглядываясь в лицо асиендадо, переспросил дон Марсиаль. — Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что я не буду возвращаться той дорогой, по которой сюда пришел, что я не пойду вообще назад… не побегу, одним словом.

Этот ответ как громом поразил Тигреро.

— Что же вы думаете делать?

— А вы не догадываетесь? Зачем мы сюда пришли? Зачем мы так долго идем по пустыне?

— Но, дон Сильва, теперь обстоятельства изменились. Воздайте мне справедливость, до сих пор я шел с вами безропотно и все это время был превосходным проводником.

— Охотно признаю это. Но прошу пояснить мне вашу мысль.

— Дон Сильва, до тех пор, пока мы должны были бродить только по прериям, я покорно повиновался вам во всем, не пытаясь противится вашим планам, так как хорошо понимал, что вы должны были так поступать, и соглашался с вами. Теперь же, если бы мы были одни, я бы также безропотно склонился перед вашим твердым решением. Но подумайте, ведь с вами ваша дочь, ведь вы и ее хотите подвергнуть невообразимым мучениям дикой пустыни, куда вы собираетесь заставить ее следовать за собой и откуда вы оба, вероятно, не выберетесь живыми.

Дон Сильва не отвечал.

Тигреро продолжал:

— Отряд у нас совсем маленький, припасов едва хватит на несколько дней, а вы прекрасно понимаете — чтобы осуществить задуманное вами, нужно очень хорошо подготовиться. Если нас там застигнет буря, то мы погибнем!

— Все, что вы говорите, справедливо, я это понимаю, и все-таки не могу последовать вашему совету. Выслушайте меня, в свою очередь, дон Марсиаль. Граф де Лорайль — мой друг, скоро он будет моим зятем, и я говорю это не для того, чтобы огорчить вас, а чтобы объяснить вам мое отношение к нему. Ведь это для меня, чтобы вырвать из рук индейцев меня и мою дочь, он без всякого колебания, не раздумывая, движимый только благородством своего сердца, отправился в глубь пустыни. Могу ли я дать ему погибнуть, даже не попытавшись спасти его? Разве он не иностранец в Мексике, наш гость, одним словом? Мой долг попытаться спасти его, чего бы это ни стоило.