Охотники и рыбаки следили за вышкой, поэтому сразу, бросив все дела, начали грести к галеону. Через час они уже сидели в тридцатишестивесельном баркасе, который по моей просьбе позаимствовал у кого-то из купцов и предоставил нам губернатор Жан де Пуансе. Возглавлял абордажную команду квартирмейстер. Как ни странно, у флибустьеров капитан не обязан вести команду на абордаж. Это обязанность квартирмейстера, а капитан управляет кораблем. На баркас завели буксирный трос длиной метров под сто. Закрепив его на корме, баркас медленно потащил галеон. Из-за острова мы вышли в тот момент, когда торговое судно приблизилась к нему. Нас разделяла пара миль. Галеон двигался медленно против ветра и течения, а приз, подгоняемый ими, быстро летел в нашу сторону.
Заметив нас, на судне подняли флаг. Он был красно-бело-синий, голландский. Видимо, приняли нас за испанцев и решили, что разойдутся, как в море корабли. Я приказал поднять черный флаг, требуя остановиться и сдаться. Французский король специальным эдиктом запретил своим корсарам нести черный флаг, но я ведь не имею корсарского патента, я всего лишь пират. На голландце поняли свою ошибку и засуетились. Нос судна начал уходить влево. Часть экипажа полезла на мачты убирать паруса, чтобы лечь на другой галс, а часть принялась открывать пушечные порты и готовить фальконеты. К тому времени течение уже приблизило их к нам настолько, что между судами было всего с полмили. Причем мы были левым бортом к добыче.
— Огонь! — крикнул я своим комендорам.
На борту вместе со мной осталось шесть флибустьеров и слуга Кике. Последний стоял у грот-мачты, готовый поднять по моему приказу красный флаг. Флибустьеры же были каждый у своей полупушки с дымящим фитилем в руке. Второго залпа не будет, потому что заряжать некому.
Полупушки прогрохотали вразнобой, выплюнув густое облако черного дыма. Целились по фальшборту и выше. Попали в грота-трисель, порвав его. Может, и еще куда, но я не увидел. С непривычки мне здорово шибануло по барабанным перепонкам. В ушах зазвенело так, будто я залез внутрь огромного церковного колокола. Догадавшись, что и слуга слышит не лучше, показал ему жестами, чтобы поднимал красный флаг. Это был сигнал баркасу отдать буксир и устремиться к призу. Что и было выполнено быстро.
Торговое судно, а это была шнява, продолжало поворачивать влево, и баркас оказался в зоне поражения ее фальконетов. Я был уверен, что нас обстреляют, что будут потери, но, видимо, голландцев испугал наш залп, решили, что расстреляем их паруса из пушек, не дадим убежать, а потом жестоко накажем за сопротивление. Голландские матросы мигом слетели с мачт, так и не убрав паруса, и попрятались в судовых помещениях, чтобы ненароком не получить пулю. Капитан, стоявший на шканцах, тоже исчез. Скорее всего, наемный, не владелец судна, погибать за чужое добро не намерен. Баркас подошел к шняве, зацепился «кошками». Флибустьеры, не встречая сопротивления, поднялись на приз. Он продолжал сноситься течением в нашу сторону, должен было навалиться. Поскольку дистанция сократились кабельтовых до двух с половиной, я покричал и помахал руками, приказывая обойти нас. Меня поняли не сразу, поэтому шнява прошла у нас по носу метрах в пятидесяти, не больше. Она под командованием квартирмейстера продолжила путь на север, к Тортуге. Половина флибустьеров вернулась на баркасе на галеон, чтобы поставить паруса и дойти на нем туда же.
Шнява с экипажем тридцать четыре человека, включая капитана, везла рабов из Африки на остров Кюрасао, голландскую колонию. При отправке рабов было три сотни, в пути погибло несколько десятков. Сколько точно — капитан не знал. Считать выброшенных за борт — дурная примета, накличешь еще. По приходу узнают, сколько осталось в живых. Вонь из трюма была такая, что я сразу вспомнил испанские галеры. В каюте капитана обнаружили золотой песок весом около килограмма и рулоны хлопковой материи, которые называют «индийскими штуками». Индийскими потому, что изготовлены из хлопка, который, по мнению африканских работорговцев с берегов Гвинейского залива, растет только в Индии, а штука потому, что это была цена одного раба в возрасте от пятнадцати до сорока лет. То есть эти рулоны — африканские деньги, как и золотой песок, за четыре унции которого можно купить раба, и морские раковины зимбо, которых у голландца не оказалось, а название мне ничего не говорило. В подшкиперской лежали два слоновьих бивня. По словам капитана, бивни заказала жена мэра Виллемстада, столицы Кюрасао, а зачем — он понятия не имел. Наверное, хотела порадовать мужа, но перепутала бивни с рогами.
Экипаж мы высадили на остров Чакачакаре, дав им одну из их аркебуз, порох и пули, пару мачете, полбочки муки с червяками и объяснив, где находится разграбленная нами плантация. Уверен, они сумеют продержаться до появления следующего судна, которые здесь бывают сравнительно часто. И уж точно, моряк не из их экипажа послужат прототипом для Даниэля Дефо.
17