Флибустьер

Пор-де-Пе активно застраивается. Сюда, вслед за губернатором, перебрались многие жители Тортуги. Главная улица, ведущая от пирса к резиденции губернатора, вымощена. По обе ее стороны каменные дома, по большей части одноэтажные, крытые черепицей. Как и в большинстве городов в этом регионе, ближе к порту находились склады, куда плантаторы свозили товары на продажу заезжим купцам, затем шли многочисленные кабаки, обслуживающие плавсостав и прочих искателей приключений, потом дома розничных торговцев и немногочисленных ремесленников, а вокруг центральной площади — многочисленных чиновников. Резиденция губернатора двухэтажная. Во Франции в таких домах живут купцы средней руки. Ее охраняют человек двадцать аркебузиров. В прошлом году здесь было восстание рабов, которые сожгли часть города, но следов не осталось, если не считать усиленную охрану. Видимо, рабы сильно напугали губернатора барона Жана де Пуансе. Бунт жестоко подавили, перевешав большую часть восставших, не успевших сбежать в джунгли. Поэтому так нужны рабы.

Предок барона, командор Мальтийского ордена, был много лет губернатором первой французской колонии в этом регионе, Сент-Кристофера. Долго считалось, что на Сент-Кристофере живут дворяне, на Мартинике — солдаты, на Гваделупе — буржуа, на Гренаде — крестьяне, а на Сен-Доминго — корсары. В последнее время французы начали разбегаться с Сент-Кристофера из-за стычек с англичанами, которые владели половиной острова. Видимо, Жан де Пуансе — один из беглецов. Он оказался полным мужчиной сорока шести лет. Лицо одутловатое и красное, покрытое потом, стекающим из-под рыжего парика, который был «двурогим», что, как догадываюсь, должно было делать комплимент губернаторше, скрипучий голос которой доносился из сада. Барон не выпускал из правой руки большой красный платок из плотной ткани, больше похожий на маленькое полотенце, которым постоянно вытирал пот, но парик не снимал. В городе парики носят все чиновники. Наверное, чтобы их случайно не приняли за простых смертных. Губернатор одет в ярко-красный камзол с отворотами на рукавах и накладными карманами, украшенными золотым шитьем, и золотыми пуговицами, из которых, по нынешней моде, застегнуты только две нижние, чтобы хорошо видна была рубаха. Она из тонкой белой ткани, без рюшей, брыжей и даже без кружев. На шее повязан галстук-кроат из красной материи и с золотыми кисточками. Панталоны из черного бархата. Подвязки спрятаны под отворотами белых чулок, украшенных ромбиками, вышитыми золотыми нитками. Черные кожаные башмаки были с тупыми носами, красными высокими каблуками и большими прямоугольными золотыми узорными пряжками у подъемов. Так понимаю, одет он если не по последней, то по предпоследней парижской моде. В левой руке Жан де Пуансе держал тонкую трость из черного дерева и с круглым позолоченным набалдашником. Через короткие промежутки времени он клал ее на стол, чтобы взять с подставки из черного дерева дымящуюся трубку с чубуком из янтаря и чашей из розоватого коралла и сделать пару затяжек, шумно выпуская дым, потом особенно тщательно вытереть красное лицо красным платком, из-за чего мне казалось, что пот такой ядовитый, что платок линяет и пачкает кожу, и опять взять трость в руку, словно боялся, что украду ее.

— Мишель де Граммон хорошо отозвался о тебе, — начал разговор губернатор.

Интересно, как это капитан смог отозваться обо мне, если лежит раненый, не вставая, в трактире «Золотой галеон» на Тортуге и пока плохо соображает и говорит?! Но я готов был поверить в такой лестный отзыв.

— Он сказал, что тебе можно доверить корабль, несмотря на то, что ты молод, — продолжил барон. — В этих краях так трудно найти благородного человека, которому можно доверять!

А вот это утверждение не вызвало у меня вопросов.

— Я хочу, чтобы ты стал капитаном моего галеона, — предложил он. — Будешь, как и Мишель де Граммон, получать три доли. Ты согласен?

— Конечно! Это большая честь для меня! — изображая радость, выпалил я.

На самом деле предложение было не ахти. Из похода мы вернулись, не слишком обогатившись. Добыча и так была маленькая, а тут еще из нашего экипажа погибло восемь человек и раза в два больше раненых. Им выделили материальную компенсацию в первую очередь, причем рабами, потому что всех рабов (полторы сотни) купил барон Жан де Пуансе, заплатив по сорок экю за голову — в два раза меньше, чем оценивали пираты, и в три раза меньше, чем стоили на Ямайке или Кубе. Сахар, какао и другие трофеи продали на аукционе за четверть цены из-за сговора покупателей. В итоге мой кошелек пополнился всего лишь семьюдесятью девятью экю и двумя ливрами. Это за себя и слугу. Нам еще повезло, что пришли первыми. Экипажи остальных кораблей выручили и того меньше.

— Само собой, корсарский патент я тебе не дам. Сейчас у нас мир со всеми, так что, если попадешься испанцам, голландцам или англичанам, помощи от меня не жди. Я отрекусь от тебя, — посмоктав трубку и шумно выпустив два клуба синеватого дыма, порадовал губернатор чистосердечным признанием.

— Знаю, — произнес я.