– А вот в твоих комментариях я не нуждаюсь, – раздраженно бросила Мокси.
ГЛАВА 22
После долгой паузы в трубке послышался мужской голос: «Извините, но чиф Начман говорит, что не может подойти к телефону».
– Пожалуйста, передайте ей, что звонит Флетчер.
– Флетчер? – повторил мужчина.
– Он самый.
Вновь пауза, и наконец Роз Начман взяла трубку.
– Благодарю, чиф, что выкроили для меня минутку. Вижу, вы работаете допоздна.
– Кого-то из ваших гостей замучила совесть и он сознался?
– К сожалению, преступление куда как не простое.
– Это я понимаю.
– Впрочем, есть у меня одна версия. Позволите поделиться с вами?
– Валяйте.
– У Стива Питермана наверняка была машина. Скорее всего, взятая напрокат. Он все время мотался по дороге 41.
– Полагаю, вы правы.
– Неплохо бы узнать, где она сейчас. И сбил ли он на ней человека.
– Вы говорите о жене Маккензи? – Начман сразу поняла, к чему он клонит.
– Это всего лишь предположение. Проверить его не составит труда.
– Согласна.
– Вдруг что-то да прояснится.
– Будем надеяться.
– А с пленками ничего нового?
– Ничего.
– И на съемочной площадке эксперты ничего не нашли?
– Нет.
– Это тоже результат.
– Спокойной ночи, Ирвин. Я занята.
ГЛАВА 23
Около стойки бара «Грязный Гарри» <«Грязный Гарри» – знаменитый фильм, главную роль в котором исполнил известный голливудский актер Клинт Иствуд.> не было не души: все посетители столпились в углу внутреннего дворика.
Флетч купил банку пива и вышел во дворик.
Странная там собралась толпа. Туристы в ярких рубашках и шортах, какие можно купить только в большом городе, с покрасневшими от солнца руками и лицам. Жители Ки-Уэст, бледные, как скандинавы. Солнечные лучи они почитали врагом номер один, и прятались от них, перебегая из дома в дом или от дома к машине. Художники всех возрастов, с яркими, схватывающими любую мелочь глазами. Ковбои, затянутые в кожу и джинсы. Шлюхи с выкрашенными волосами, в широких юбках и полупрозрачных блузах. Каждый держал в руке то ли бокал, то ли кружку с пивом. В углу сидел объект всеобщего внимания – Фредерик Муни. Он говорил, ему внимали. С седыми волосами, с щетиной на щеках, с широким лицом и большими глазами, он как никто другой напоминал святого этих мест: Эрнеста Хемингуэя. Муни был Папой, слушатели – его детьми.
Флетч прислонился плечом к дверному косяку и прислушался, не забывая про пиво.
– ...Не только слава, не только деньги, – говорил Муни. – Те, кто думает, что актеру достаточно уметь вылупить в изумлении глаза, – Муни вылупил в изумлении глаза, вызвав восторженные крики, – ...отреагировать с задержкой на какое-то действие или слова, чтобы усилить комический эффект, – Муни отреагировал с задержкой, люди рассмеялись, – дрожать подбородком, – подбородок Муни задрожал, вызвав более громкий смех, – ...плакать, – из глаз Муни покатились слезы, слушатели зааплодировали, – понятия не имеют, в чем заключается актерское мастерство, – виртуоз вытер щеки и продолжил. – Актер должен учиться мастерству. И мастерство его состоит не только в умении контролировать собственное лицо. Он должен уметь и расправить плечи, и поставить ногу, и все это в комплексе, потому что выражение его лица должно сочетаться и с осанкой, и с походкой, создавая цельный образ.
Наклонившись вперед, Муни взял со стада бутылку коньяка, поднес к губам, сделал добрый глоток.
– От разговоров сохнет горло, – он рыгнул и добродушно улыбнулся, вновь сорвав аплодисменты.