Флёр

— Да, может быть, и так. Но Карев — верный человек императора, и нельзя принимать на веру все, что он говорит. Не исключено, что он на самом деле в это верит. Возможно, в это верит и сам император. Но как часто случается, что правая рука властелина не ведает, что творит левая.

— Что же будет?

— Скажу я вам по секрету, так как верю, что вы никому не станете этого передавать. Внешне ситуация выглядит так, будто речь идет только о православных подданных Турции. Султан согласился по нашему настоянию гарантировать православным христианам такие же права, как и католикам. Но мы также выступаем за предоставление нам права, основанного на каком-то древнем, покрытом паутиной договоре, позволяющем нам вмешиваться в их дела, когда нам вздумается. Султан, конечно, на такое не пойдет, так как это является посягательством на суверенитет Турции.

— Да, понимаю, — ответила Флер. — Но вы отметили, что это только лежащая на поверхности причина.

Он ей подмигнул.

— Как купец, моя дорогая, могу сказать вам, что все ссоры между народами проистекают из-за протекционистской торговли — из-за сырья, рынков, торговых путей. Турция удерживает под своим контролем очень важные территории в Средиземноморье, особенно земли непосредственно вокруг Константинополя и проливов, а это наш единственный теплый морской путь — как в Египет, так и в Индию. Если Турецкая империя развалится — если ей помогут развалиться, то все эти ценные лакомые куски можно захватить.

— И Россия намерена это предпринять? — спросила Флер, чувствуя, что впадает в состояние шока.

— Слава Богу, нет, — ответил Полоцкий, глядя на нее с самым невинным видом. — Но ваша страна считает, что дело обстоит именно так. Такого же мнения придерживается и сама Турция и Франция. Так как сейчас в ней правит весьма горячий молодой император, носящий имя знаменитого полководца, он страстно желает добиться военной славы для своего народа.

Флер была вне себя от гнева.

— Но ведь никто не хочет войны, правда? К чему эти разрушения, для чего столько напрасных жертв? К тому же такие времена давно ушли в прошлое. После Ватерлоо и Всемирной выставки все вокруг только и говорят о мире, разве я не права?

Полоцкий печально улыбнулся.

— Если люди мыслили бы рационально, если бы на свете не существовало таких вещей, как гордость, алчность и тщеславие, то все могло бы произойти так, как говорите вы. Кроме того, если бы в мире не было слишком много горячих молодых голов, которым просто нечем заняться! Скука. Их заедает скука. Скука, на мой взгляд, имеет прямое отношение к войне. После каждого мирного периода молодые люди в любой стране начинают суетиться, выискивать приключения на свою голову, чтобы проявить себя, доказать, что они настоящие мужчины.

— Да, — ответила Флер, не совсем уверенная в его правоте. Она вспомнила замечания друга Ричарда, Брука, о войне, как о катарсисе. Но разве все настолько просто? Если бы из-за таких пустяков возникали войны, то их было бы легко остановить.

— Война действует как пиявки. После Ватерлоо минуло почти сорок лет, — сказал в заключение Полоцкий.

— Вы считаете, что моя страна объявит вашей войну? — спросила Флер подавленным голосом.

Он, немного поколебавшись, неуверенно ответил:

— Да, мне так кажется, с участием Франции или без нее. Я о французах ничего не знаю. Но вам нечего беспокоиться — если даже такое случится, то очень далеко отсюда, так что вы даже не услышите канонаду.

Она посмотрела прямо ему в глаза.

— Не забывайте, однако, что мой брат — военный. И у него очень горячая кровь.

Он ничем не мог ее утешить.

— Да, вы правы. Все обстоит именно так.

Письмо от тетушки Венеры не прибавило Флер уверенности. Премьер-министр Англии Абердин был решительно настроен против войны — он был уверен, что нельзя допустить такого позора, такого безумия и начать войну, которая всколыхнет весь мир и нарушит установившееся в Европе равновесие. В стране сформировалась большая антивоенная партия, которая представляла собой весьма могущественную коалицию филантропов с фабрикантами.