Наступил долгий промежуток тишины. С улицы не доносилось ни звука. Вдруг один за другим раздались два выстрела. Аарон нервно повернулся в сторону тихой площади. К его удивлению на всем ее просторе не было ни души. За две минуты перед тем ее переходили прохожие, бегал продавец вечерней газеты и стучали колесами два-три медлительных экипажа. Теперь, точно каким-то волшебством, все это куда-то исчезло, будто растаяло в туманном воздухе. Швейцар тоже прилип к окну. Вскоре извозчичья коляска рысью прокатилась по площади, затем появился первый прохожий, — и уличное движение возобновилось. Народ появился вновь с тою же быстротою, с какой он вдруг исчез несколько минут тому назад. Тогда швейцар осмелился выглянуть за дверь и, втянув голову в плечи, стал боязливо озираться по сторонам. Он подозвал к себе двух уличных мальчишек, перекинулся с ними несколькими словами и вернулся на свое место у ресторанной двери.
— Что такое? Почему стреляли? — спросил его Аарон.
— О, пустяки. Кто-нибудь, вероятно, стрелял в собаку, — небрежно ответил швейцар.
Аарон поднялся в свою комнату. Было не больше пяти часов. Он не знал, куда девать себя. Лег от нечего делать на кровать и стал рассматривать дешевую мазню, которой какой-то живописец покрыл потолок его комнаты. Гирлянды пестрых цветов, обвивающих щиты с уродливыми геральдическими зверями.
Аарон погрузился в беспредметную задумчивость. Внезапно гул множества голосов вывел его из этой прострации. Ему послышалось что-то грозное в этом прибое голосов. Он вскочил и вышел на свой крохотный балкончик. Взглянув вдоль улицы, он увидел приближающуюся большую процессию. Над ней реяло несколько красных флагов. Очевидно, где-то неподалеку происходил большой митинг, и теперь его участники расходились сплоченными колоннами. Шли стройно, по четыре в ряд. Процессия с громкими возгласами втягивалась с площади в узкую улочку, куда выходил балкон, на котором стоял Аарон. Демонстранты остановились возле двери какого-то магазина и, расстроив ряды, сбились здесь в густую толпу. Над дверью магазина висел трехцветный национальный флаг. Магазин оказался запертым. В его дверь посыпался град ударов. Толпа состояла из рабочих; некоторые были в фуражках железнодорожников, большинство в черных широкополых шляпах. У многих были красные галстуки. У всех головы были задраны вверх, к национальному флагу. Они яростно потрясали кулаками и выкрикивали какие-то бранные слова, так что Аарону сверху были видны раскрывающиеся челюсти со свирепо поблескивающими крепкими зубами, резко белевшими среди смуглых лиц. Было что-то жуткое, незнакомое Аарону в этих разъяренных, беснующихся лицах, столь непохожих своею страстностью на лица северян. Аарон не понимал еще, что им было нужно. В толпе не было женщин, одни мужчины. Это придавало ей еще более грозный, свирепый вид.
Во втором этаже над лавкой открылось украдкой окно, и какой-то перепуганный, бледный человек дрожащими руками быстро втянул в него, очевидно, раздражавший толпу национальный флаг. Раздались насмешливые крики и гиканье, и процессия двинулась дальше.
Почти над каждым магазином висел трехцветный флаг. Теперь они стали исчезать друг за другом при приближении приходившей все в большее возбуждение толпы.
Лишь один флаг остался на месте: огромное трехцветное полотнище, спускавшееся с фасада здания, находившегося против дома Аарона. Нижний этаж этого дома был занят закрытыми сегодня магазинами. Ни в одном из этажей не было признаков жизни. Флаг одиноко развевался наверху, среди запруженной процессией улицы.
Толпа скучилась под самым балконом Аарона, против злополучного флага. Аарон готов был увидеть, как флаг сам собой свернется, послушный настойчивой воле человеческой массы. Но этого не случилось. Крики все настойчивее и громче подымались над волнующимся морем плечей и черных шляп, разлившимся под ногами Аарона.
Послышался неистовый стук в дверь одного из магазинов. Колокольчик у решетчатых ворот дома дергался и звенел без перерыва, пока не оборвался. Наконец, в застекленной двери магазина появилась женщина в белой кофточке. Она жестами указывала на флаг, отрицательно трясла головой и разводила руками. Очевидно, она хотела пояснить, что флаг был не ее и что она не имела к нему никакого отношения. Тогда кучка людей из толпы бросилась к воротам и стала яростно стучать в них и звонить во все звонки у подъезда. Но никто не откликался. Гиканье и свист толпы становились все громче и громче. Молодая женщина вышла на улицу и продолжала объяснять что-то, усиленно жестикулируя руками. Можно было понять, что в верхних этажах никого не было и не от кого требовать снятия флага, который упрямо висел, дразня неистовство толпы. Женщина вернулась в лавку, заперла за собой дверь и опустила железные ставни.