Флегетон

Может быть, микстуры помогли, а, может, швейцарское светило обремизилось, но в последние дни все болячки куда-то пропали, и я твердо намерен с завтрашнего дня вновь посещать наших юнкеров. Пока же я вовсю пользуюсь свободой, майской теплынью и стараюсь побольше гулять. Конечно, наше Голое Поле я уже знаю вдоль и поперек, да и нет тут ничего особо заслуживающего внимания, зато можно часами глядеть на море. Бог мой, думал ли я, пробегая каждый день по пути в гимназию мимо нашей Лопани, что смогу любоваться Эгейским морем, тем самым, о котором писал Гомер! Ведь совсем близко отсюда Илион, Крепкостенная Троя, куда спешили чернобокие корабли ахейских вождей, дабы отомстить неразумным троянцам. Между прочим, сыны Крепкостенной Трои оборонялись худо-бедно десять лет, а вот мы не продержались и трех. «Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына...»

Записал – и задумался. А ведь, действительно, Гиссарлык совсем рядом, часа три пути, если морем! Дорогу я знаю, бывал там и не раз (дважды!). Впрочем, эта история настолько давняя, что даже слабо верится.

Да что там Троя! До нее ли сейчас? Что нам Гекуба, что мы ей?

Вчера марковцы опять подрались с сингалезами, и опять они виноваты. Французы прислали полковника, который поставил Фельдфебеля по стойке смирно и изволил орать. Фельдфебель, однако, не убоялся и заорал в ответ. В общем, вышло все весьма некрасиво. Почему-то марковцев я всегда недолюбливал. Не дотягивают они до генерала Маркова! Тот бы зря кулаками не размахивал. Особенно при сингалезах.

Эх, Сергей Леонидович! Как нам вас не хватало в 19-м! И в 20-м. А уж сейчас!..

А ведь Маркова, покуда он был жив, наши вожди не любили. Очень не любили, между прочим. Зато офицеры всегда стояли за него горой. С Сергеем Леонидовичем не было страшно даже в штыковой, даже когда краснопузые посылали на нас господ клешников – красу и гордость Балтийского флота. Ну, а когда для генерала Маркова наступило его «потом», тогда и полк в его честь, и молебны, и, глядишь, в мемуарах главу-другую посвятят. Мир вам, Сергей Леонидович! Надеюсь, комиссары не нашли ту безымянную могилу на окраине станицы Мечетинской, где мы вас оставили.

Поистине, над Белым делом висит рок! Мы потеряли наших лучших вождей в самом начале борьбы. Антон Иванович Деникин в свое время неплохо командовал бригадой, да и Барон был бы недурным тыловым администратором. Впрочем, господа-товарищи Бронштейн и Фрунзе тоже не Бог весть какие гении, и вся наша страшная Смута предстает борьбой дилетантов.

Однако же, вернусь на год назад. Албат, май 20-го. Хороший месяц!

Первые дни мы, естественно, отсыпались. Конечно, не стоит представлять себе, что господа офицеры изволили дрыхнуть двадцать часов в сутки с перерывом на обед и выпивку. Забот как раз хватало.

Прежде всего, конечно же, личный состав. За пару недель отдыха любая часть может разложиться, посему в обычных условиях нижние чины каждый Божий день маршируют, чему-то обучаются и вообще, находятся при деле. Но что прикажете делать в Албате, когда нет ни казарм, ни плаца, зато полным-полно соблазнов разного рода и вида? А ежели учесть положение на фронте, то можно быть почти уверенным, что отряд не просто разложится, а разбежится.

Со штабс-капитаном Докутовичем договориться на этот счет было трудно. У него свои методы, у меня свои. В конце концов, он предоставил мне возможность действовать по собственному усмотрению и, безусловно, под мою личную ответственность. Сам он за три дня выстроил вокруг сараев, где жила его рота, своеобразную линию Зигфрида чуть ли не с вышкой для часового, лично занялся с нижними чинами строевой подготовкой, а ночами бродил вдоль частоколов, подстерегая беглецов. Похоже, находил в этом некоторое своеобразное удовольствие.

Я махнул рукой на все эти страсти, и, прежде всего, договорился с двумя десятками нижних чинов, в основном ветеранами отряда, которым я вполне доверял. Поступили просто: ночуют они в нашей импровизированной казарме, и раз в день, в час дня, появляются там же, на всякий непредвиденный случай. В остальное время они могут делать, что им заблагорассудится с уговором – не попадаться патрулям.

Остальные, бывшие краснопузые и юнкера, требовали большего внимания. Оставлять их днем в Албате было опасно, да и ни к чему. И вот, дав им первые дни поспать, я достал в штабе крупномасштабные карты второй крымской гряды и с утра отправлял их во главе со взводными по маршрутам. Взводные тренировались ходить по незнакомой местности, нижние чины дышали свежим воздухом и любовались горами. Заодно, держались подальше от всего того, чем опасна тыловая жизнь.

Раз в три-четыре дня я отправлялся с ними, и проводил занятия с юнкерами. Прапорщик Немно учил их фортификации, а недовольных я посылал к поручику Усвятскому для слушания лекций по защите от отравляющих газов. Этого боялись все, посему на дисциплину жаловаться не приходилось. Кое-кто из юнкеров обучался в свое время пластунской борьбе, и я организовал группу желающих выкручивать руки-ноги ближнему своему.