Договорить они не успели. В холле стукнула дверь, и неожиданно появился глава семейства, отряхивая пальто от снега. Лекан невольно подобрался, при виде отца Дагмар у него еще с прошлого раза поджилки тряслись. От Фергюсона-старшего за километр несло властью и еще некой брезгливостью по отношению к таким, как Лекан, хотя вел он себя очень учтиво.
Хенрик заметил дочь на кухне и тут же вошел, с подозрением обозревая весь их натюрморт: торт с воткнутой вилкой, контейнеры с едой и Лекана в брендированной жилетке курьерской службы.
– Добрый… вечер? – с непонятной вопросительной интонацией сказал он и подошел ближе. – Мы знакомы?
– Отвянь, – сказала ему Дагмар. – Не видишь, у меня гости!
Он оглядел дочь почти так же, как в прошлый раз, – механически и отстраненно – и спросил:
– Ты что одна? Где Эрик?
– Спроси у него!
– А прислуга?
– Сумире сегодня всех отпустила.
– Понятно. А вы… – Он снова уставился на Лекана и явно пытался вспомнить, где его видел.
– Доставщик я, – отрапортовал Лекан и начал двигаться к двери.
– Лекан! – вдруг вспомнил ее отец. – Точно. Вы же нам помогли тогда… Ты его пригласила?
В его вопросе явно скрывался какой-то подвох.
– Да! – с вызовом ответила Дагмар.
Но Фергюсон даже не отреагировал на нее, продолжая изучать Лекана, и от взгляда его светлосерых глаз почему-то уменьшалось чувство собственного достоинства. Его идеально уложенные волосы были абсолютно белого цвета, и от этого он казался старым, хотя вблизи ему не дашь больше сорока.
«Это все ботокс», – ехидно подсказал внутренний голос.
– Так мило, что вы зашли, – миролюбиво произнес ее отец. – Далеко живете?
– В центре.
– И откуда вы?
– Отсюда, из Фледлунда.
– А вообще?
– Что значит «вообще»? – едко спросил он.
Лекана как по голове ударило. Он недоверчиво всмотрелся в лицо ее папочки, который заученно улыбался и, видимо, считал, что поддерживает светскую беседу.
– Ты меня позоришь! – бросила Дагмар отцу, наглея на глазах.
– Да ничего, – махнул рукой Фергюсон. – Просто любопытно. Что же… приятно было увидеться снова, Лекан.
Он протянул ему руку, но тот просто развернулся и направился к выходу. Внутри все кипело. Что еще белый немец может спросить у цветного? Это «вообще» в вопросе о происхождении преследовало эмигрантских детей чуть ли не всю жизнь, а спрашивающие искренне считали, что это проявление вежливости, а не расизма.
Дагмар затеяла с отцом перепалку, но это уже были их дела. Лекан вышел во двор и добрел по сугробам до своего велосипеда, прислоненного к забору. В итоге просто покатил его к остановке, ощущая усталость, притупленную ненависть к таким, как Фергюсон, и тревогу за будущее. Автобус, как назло, опаздывал, а вокруг уже совсем стемнело. Но хотя бы холодно не было.
Минут через десять на другом конце аллеи замаячила чья-то мелкая фигура. Это оказалась Дагмар с большой спортивной сумкой через плечо. Она яростно сопела. При виде Лекана по ее лицу пробежала горделивая улыбка, и она огорошила новостью:
– А я прямо сейчас из дома ушла. Надоело его терпеть!
– Ты что, совсем? – вырвалось у Лекана.
Дагмар подбоченилась и заявила:
– Ты что, думаешь, с ним такой кайф жить? Он не только с тобой так обращается, а со всеми.
Их коснулся свет фар приближающегося автобуса. Они забрались внутрь, и Лекан с легким беспокойством спросил:
– И куда ты пойдешь?
Киран оказался на распутье. С одной стороны было его прошлое – еще скрытое завесой мрака, но уже обретшее голос, а с другой – чистый лист, на котором он пытался изобразить хорошего человека. На самом деле ничего у него не было, кроме проблем.
Он отоспался, на свежую голову еще раз хорошо обдумал встречу с Рудяком. Стоило прийти на его обследования хотя бы ради денег. Принципиальной разницы между оплатой от «ФЕМА» и подачкой Эрика не было, все шло из одного кармана, но первый способ казался вернее. Киран ощущал, что он все больше и больше обязан Фергюсону-младшему. Тот ничего не требовал взамен, но оставалось ощущение, что однажды Эрик попросит его о чем-то очень дорогом, измеряемом не деньгами.
Жить в мире этих предчувствий и откликов из прошлого стало по-настоящему невыносимо. Планов на будущее не было вообще, но главное – избавиться от Пчеловода. А затем он отправится искать счастья в какое-нибудь другое место. Фледлунд напоминал омут, и все черти в нем – что плутонские, что «ФЕМА» – уже его достали. С каждым днем Киран ощущал не только больше эмоций, но и проявлений воли: раздражался, тревожился, хотел сделать что-то по-своему. Это походило на очень медленное и неохотное пробуждение.
Через пару дней он пошел в центр «ФЕМА», и его приняли без всяких вопросов и даже документов.
Стоило упомянуть свое имя, как секретарша направила его к какому-то научному сотруднику. У него опять взяли кровь, чтобы проверить количество антител, а также провели другие анализы. Задавали много дурацких вопросов, прогоняли через какие-то сканеры, и Киран просто следовал указаниям. Единственное, о чем он решил расспросить своего исследователя, это плазмаферез.
– Каковы шансы, что моя память вернется ко мне без чистки?