Констанция ушла оставив Лициния. Тот лишь насмешливо оскалился провожая её уход. Слова супруги мало его тронули. Гораздо больше его волновало его…вода. По этой причине, Лициний покинул дворец и в сопровождение двух десятков воинов из личной охраны отправился в город.
Зрелище, которое представало ему раз за разом, успокаивало и вселяло надежду. Повсюду кипела работа. Город готовился к предстоящей осаде. Тысячи людей работали не покладая рук. Меха в кузнецах ни останавливаясь, ни на мгновение. Лициний самолично убедился в том. Через все три городских ворота, огромным потоком вливались повозки. На некоторых из них были заметны туши с валеным мясом. На других — мешки с ячменем.
Были и повозки наполненные камнями. Обычно такую поклажу можно было определить сразу по изнурённому виду лошадей. Но более всего Лициния успокаивал вид огромных деревянных чанов. Они стояли на перекрёстке каждой улицы. К каждому такому чану была приставлена деревянная башня, внутри которой была сооружена лестница. Наверху башни была сооружена площадка. С трёх сторон площадка была закрыта деревянной перегородкой и лишь одна часть оставалась свободной. Свободная часть примыкала к самой горловине чана. Там стояли четыре человека, которые и наполняли чан водой. От них, и до ближайшего колодца выстроилась цепочка людей. Благодаря такому подходу, чан быстро наполнялся водой. В нижней части чана было сооружено круглое приспособление длиной в локоть, которое позволяло регулировать подачу воды. По всей длине этого приспособления имелись шесть отверстий, в которых были забиты деревянные затычки. Именно с помощью этих затычек и регулировалась подача воды.
Чаны стали появляться в городе, на следующий день после того, как Лициний узнал, каким образом удалось Криспу уничтожить его флот. Эта мера должна была исключить возможность поджога города. Он по непонятной причине был уверен в том, что Крисп снова готовит ему ловушку. И эта мысль не давала ему покоя до той поры, пока он собственными глазами не убедился в том, что в городе достаточно воды для того чтобы потушить любой пожар.
Глава 12
Фессалийка Виталия устремила грустный взгляд на свою постель. Всего лишь охапка соломы, покрытая куском белой материи и маленькая подушка. Тоже из соломы. Постель и свёрток с её скудным скарбом. Вот всё что осталось от прежней короткой, но прекрасной жизни в доме Скапулы. Да, ещё ей позволили оставить этот роскошный хитон с золотистыми узорами и позолоченный пояс. Виталия, как была в одежде так и опустилась в ней на свою постель. Она повернулась на бок и устремила взгляд на полог из кружевного шёлка за которым находилась спальня её новой хозяйки. Грусть в глазах не уходила. Не приходил и сон, несмотря на усталость. На память Виталии стали приходить те короткие десять дней которые она провела в доме Скапулы. И более всего она вспоминала доброту…Квинта Скапулы. Он выделил ей поистине королевские покои. Подарил несколько нарядов. Но что самое важное, позволил ей, пусть на очень короткое время — почувствовать себя свободной.
Воспоминания о нём заглушали ненависть которую она питала ко всем римлянам. Первая встреча, первый разговор, — из груди Виталии вырвался судорожный вздох, — она была уверена в том, что он захочет её взять силой. Она ожидала всего, но не…доброты и понимания. Квинт заставил её задуматься тогда. Ну а потом, она думала о нём всё больше и больше. Уже на следующий день после разговора, она хотела заговорить с ним, но не стала по причине того, что он мог воспринять этот разговор за слабость. Он мог расценить это как благодарность за те блага, которыми он её одаривал. И потребовать за это награду. Сейчас, она готова была дать эту награду, но тогда…она воспринимала её с презрением. Он раз за разом, выказывал ей своё уважение, она же в ответ показывала свою ненависть. Он возносил — она низвергала. Виталия видела его глаза. Он понимал её чувства и всё же, ничем не показывал свою обиду. Он оберегал и защищал её. И она это чувствовала. Она это видела. И это её злило. Она не понимала, чего он хочет. Что за игру затеял? А потом…состоялся последний разговор. Сколько раз Виталия слышала эти слова в своём сердце и сколько счастья они принесли ей. Квинт пришёл к ней в покои:
— Виталия, — сказал он ей, — мои слова не принесут тебе облегчения, но всё же…я хочу попросить у тебя прощения.
Видят Боги, я сделал бы всё чтобы спасти твою семью, но не в моей власти вернуть их к жизни. Мои чувства к тебе слишком сильны, ибо я полюбил тебя, едва увидев. Но даже они не способны изгнать ненависть из твоей души.