Если Арсеньев и Яновский во многом способствовали формированию Земскова как командира, то для Сомина сам Земсков с первых дней совместной службы был примером и недосягаемым образцом. Отношение этого юноши проявлялось так непосредственно, что Земсков не мог не заметить его. Несмотря на разницу в званиях, когда Сомин носил еще сержантские треугольнички, для Земскова он был наиболее близким другом. Одному Сомину во всем дивизионе Земсков рассказал о Зое. Зоркий и наблюдательный начальник разведки, как это ни странно, очень долго не замечал отношения к себе со стороны другого человека, для которого он был дороже всех на свете. Только здесь, в Каштановой роще, когда исчезла необходимость беспрерывно действовать, принимать решения, выполнять приказания и приказывать самому, мысли обрели некоторую свободу. Властное "сегодня", плотно заполнявшее все сознание, несколько потеснилось, освобождая место для "вчера" и "завтра". И Земсков впервые подумал о Людмиле, связывая представление о ней с самим собой.
Это случилось вечером. Перед тем как лечь спать, старший лейтенант пошел взглянуть на своих разведчиков. Он подозревал, что неугомонный Косотруб отправился "на разведку" в медсанбат, расположенный за высоткой, в нескольких километрах от дивизиона. Разведчики жили в небольших шалашах по три человека. Земсков подошел к крайнему шалашу под развесистым дубом, взялся за край плащ-палатки, которой был завешен вход и... отдернул руку.
...Станица Крепкинская за Доном. Это было три месяца назад, а кажется, по крайней мере, три года. Так же ярко светила луна, и такой же был шалаш, может быть, чуть поменьше. Он поднял плащ-палатку и увидел самого беспокойного из своих подчиненных - Людмилу Шубину. В те дни мысль о ней как о женщине не приходила ему в голову, и потому так неожиданно было вдруг увидеть ее вытянувшуюся на шинели в ярком свете луны. Потом несколько дней подряд он не мог отделаться от чувства неловкости. Было и другое мимолетное чувство, но он отмахнулся от него, как от чего-то нелепого и недостойного. А вскоре Людмила ушла из батареи, и в те же дни дивизион вызвали под Ростов.
Земсков улыбнулся этому воспоминанию, снова взялся за край плащ-палатки и теперь уже поднял ее. Валерки, конечно, не было на месте. Не было и гитары. Журавлев спал, уткнувшись носом в шинель, а Иргаш мгновенно проснулся, как только на него упал свет, и схватился за автомат.
- Спи! - сказал Земсков. - Все в порядке.
Он пошел вдоль расположения дивизиона, миновал первую батарею. Вахтенный по батарее Шацкий окликнул его:
- Что, не спится, старшой?
Земсков ответил: "Счастливой вахты!" - и зашагал дальше. Он вспоминал все свои встречи с Людмилой. В бою под Ростовом она перевязала его. Под Егорлыком ей обязательно хотелось поехать с разведчиками за снарядами. Ярче всего было ближайшее воспоминание - Майкоп и путь через лес. И опять, как тогда, он подумал о ней: "Надежная душа".
Теперь она уже была не чужая. Опасности, перенесенные вместе, связывают за сутки крепче, чем целые месяцы безмятежной жизни. Он вдруг остановился: "Какой же я болван! Ведь она любит меня! Как я не понял этого, хотя бы там - на чердаке в Майкопе - и даже еще раньше? - но тут же он вспомнил: А Рощин! А странные хождения к Будакову? Но какое мне до этого дело? То было так - от глупости, от молодости. Здесь - иное. Даже я, со своей ненаблюдательностью, заметил, насколько она переменилась за последнее время".
Ему вдруг стало ясно, что необходимо как можно скорее повидать Людмилу. Чувства и желания, скованные напряжением прошедших боев, внезапно рванулись наружу: "Может быть, попросить у Арсеньева отпуск на двое суток? И Яновского повидаю. До Сочи можно доехать часов за десять. От Туапсе асфальтовая магистраль".
По лесу шла машина. Земсков прислушался: "Быстро идет. Вот переехала через мостик. Это к нам".
Из-за деревьев выскочил "виллис".
- Рощин!
- Он самый! Ты чего здесь расхаживаешь? А, понимаю! Поджидаешь какую-нибудь деваху из медсанбата. Я проезжал мимо. Там у них веселье, гитара играет, даром, что скоро двенадцать.
- Какой там медсанбат! Просто гуляю.
- Ну, давай вместе гулять. Я, понимаешь, должен был приехать к вам еще засветло, но какой-то чудак разворотил тягачом мостик через Пшиш. Вот прокопался! - Он вышел из машины и приказал шоферу: - Езжай в дивизион, прямо на камбуз. Растолкай там кока, скажи - Рощин и Земсков придут ужинать, а горючее у нас найдется.
Они медленно пошли по направлению к дивизиону. Рощин был набит новостями. Во-первых, завтра генерал приедет вручать награды. Он специально послал Рощина предупредить об этом Арсеньева. Во-вторых, самое главное, - прибыло решение ставки о формировании полка РС на базе дивизиона. Арсеньев назначен командиром полка. Будет свой политотдел. И начальник политотдела уже назначен - некий Дьяков, был комиссаром мотострелковой бригады.
- А как же Яновский? - с тревогой спросил Земсков.
- Конечно, лучше бы его, но он пролежит в тыловом госпитале в Сочи, по меньшей мере, два месяца, и вопрос, вернется ли на фронт. Ранение его очень серьезное.