Флаг миноносца

- Я поехал останавливать бегущих, Владимир Яковлевич! - На щеках Будакова кое-где были еще остатки мыла.

Яновский уже выстраивал боевые установки. Подъехал Арсеньев с комбатами. Он успел побывать на северной окраине. Оказалось, что там не было ничего особенного. Прорвался взвод автоматчиков, которых легко отогнали.

Матросы стаскивали чехлы с заряженных установок. Батареи готовились к бою. Майор Будаков уже обрел уверенность и спокойствие. Он вел себя так, будто никоим образом не был причастен к происшедшему случаю. Арсеньев считал, что начальник штаба не только не повинен в панике, но, наоборот, пытался предотвратить ее.

Флегматичный, чуть насмешливый Будаков с академическим значком на груди никогда не внушал Арсеньеву особых симпатий, но он был необходим. Ненавистное для Арсеньева штабное дело майор знал великолепно. На него можно было положиться. Да и порядок в части, который так трудно сохранить при постоянных маршах, тоже обеспечивался, по мнению Арсеньева, неусыпными заботами начальника штаба. В Будакове капитан-лейтенант видел старпома. А старпому простителен и некоторый педантизм и многое другое, если он снимает с командира корабля все второстепенные заботы. Доверившись Будакову, Арсеньев уже не ставил его действия и приказания под сомнение. Старпом действует от имени командира корабля, значит его приказания святы. Так было и сейчас. Арсеньев искренне был уверен, что комиссар и начальник штаба, не сговариваясь, сделали именно то, что приказал бы он сам, будь он на месте несколько минут назад.

Проходя мимо Земскова, Будаков бросил ему на ходу.

- Много берете на себя, лейтенант. Рискуете нажить неприятности.

После злополучного происшествия многие чувствовали себя неловко, в том числе и командир дивизиона. Но смущение Арсеньева было особого рода. Оно выражалось в ярости, а в такие минуты капитан-лейтенант не знал пощады.

"Выходит, и моряки могут поддаться панике?" - заметил Назаренко. Эти слова обожгли Арсеньева, как пощечина. Была задета честь Флага.

Генерал почувствовал настроение капитан-лейтенанта:

- Смотри, Арсеньев, никого сейчас не тронь, - предупредил он. - Это приказ!

И Арсеньев не тронул никого, тем более, что искать виновников было некогда. Начинался бой.

Генерал Назаренко принял на себя командование всеми частями и подразделениями, находившимися в станице. Морской дивизион Назаренко послал влево, во фланг наступающим танкам. Справа действовали два дивизиона РС подполковника Могилевского. У околицы, где полчаса назад Яновский останавливал бегущих, занял оборону пехотный батальон. Всех, кто находился в станице, Назаренко бросил в бой, в том числе и летчиков и спешенных кавалеристов.

Бой продолжался недолго. Перекрестными залпами гвардейских батарей танки и пехота противника были уничтожены почти начисто. Когда немногие уцелевшие танки скрылись за складками местности, генерал Назаренко сказал:

- Вот так. Хотели отрезать нас, а попали в клещи сами. Спасибо, товарищи командиры!

Арсеньев хорошо запомнил урок генерала. Бывают случаи, когда нужно разделить свои силы, чтобы зажать противника с двух сторон и уничтожить его. Это не вязалось с представлением о корабле, но Арсеньев легко мог вообразить, что он командует эскадрой. Это сравнение вызвало у него улыбку.

Героем дня был, конечно, Яновский. Если бы он решительно не пресек панику, пожалуй, и генерал не предотвратил бы катастрофы. Танки с ходу перебили бы всех бегущих им навстречу, ворвались бы на хутор, и тогда не уцелел бы никто.

Генерал уехал на восток с полком Могилевского. Моряки остались в качестве прикрытия, а когда стемнело, ушел и морской дивизион. Он скрылся в степных просторах, как исчезает корабль в морской дали.

3. ОСОБОЕ ЗАДАНИЕ

Сменялись хутора и станицы, черноголовые поля подсолнечника, поникшая под тяжестью колосьев пшеница и поблекшая от жары кукуруза. А над головой простиралось грозное в своей яркости небо, без единого облачка. К середине дня оно выцветало от солнца и становилось мутно-бледным. Неумолчно гудели самолеты - "юнкерсы" и "хейнкели", "мессершмитты" и "фокке-вульфы". Редкий день проходил без бомбежки. К ней привыкли, как к неизбежному злу. Как только раздавалась команда "Воздух!", машины сворачивали с дороги, врезались в хрупкие заросли подсолнечника, ломая толстые шершавые стебли, а за машиной оставался глубокий, выше человеческого роста канал. В чаще стеблей было не так жарко. Прижавшись к иссушенной земле, люди ждали, пока пройдут самолеты. Только зенитчики оставались на виду, но такова уж была их судьба!