Фиолетовый меч

По одной улочке на крики вышел пожилой раконец. Когда-то высокий и статный, он шел с трудом, опираясь на тонкую палку, оглядывая подслеповатыми глазами огненное зарево на обычно спокойной улочке.

– Что здесь случилось?

Один из стражников небрежно отмахнулся от тщедушного старика, и тот отлетел к стене, где мешковато упал на колени, чудом не выронив свою палку.

– Иди себе, убогий. Выделили вам пенсию – с голоду умереть хватит, так доживай свою никчемную жизнь, пока можешь, и не лезь в дела молодых и сильных! Вас бы всех усыпить, как станете нетрудоспособными – так нет, цацкаются с вами, выделяют какие-то крохи…

Стражник заржал и повернулся в сторону корчащегося от боли дракона.

– Это точно. Пока был молод и силен – ценили и уважали, такие, как ты, мои портреты на стену вешали – известный воин, победитель многих состязаний и боев. А теперь – никому не нужный ветеран, и все вздохнут с облегчением, когда он наконец умрет. А ты знаешь, сынок, как умирают ветераны?

Старик, опираясь на палку, с трудом выпрямился – и оказался на голову выше молодых стражников. Он подхватил посох и, как копье, метнул его в священника. Будучи случайным прохожим, он не знал, что происходило на площади. Но, доведенный до предела грубостью властителей, выступил против них, инстинктивно угадав в плененном чудище своего союзника. Грубая, зато пущенная умелой рукой палка с острым наконечником, которым ветеран мог бы собирать мусор в парке, пролетела между доспехами стражников, впившись в ничем не защищенное тело святоши-мага – и пробила его насквозь! Тут же несколько мечей впились в дряхлое тело старика, на несколько мгновений вспомнившего, что он воин. Тот обмяк, пошатнулся, но прежде чем утомленная душа покинула терзаемое острыми клинками тело, губы успели шепнуть:

– Ветераны всегда умирают в сражении!

И ответом ему был рев разъяренного дракона, в клочья рвущего ловушку, без поддержки мага ставшую простым металлом. Фиолетовое пламя вспыхнуло столбом, озаряя притихший город. Камень плавился и тек, а тщедушные фигуры стражников напрасно пытались ускользнуть от разъяренной драконессы. Замысловатый шпиль силился выплюнуть какой-то сгусток темного огня – но тут же был сметен ударом не на шутку разошедшейся Греи.

Здание ратуши, подожженное огненным дыханием, горело все и сразу: горел камень, горел мрамор статуй, горели бегавшие в поисках спасения правители, и даже рыбы в изящном бассейне сварились в закипевшей от плавящегося камня изящных бортиков воде. Огненный ров окружил здание властителей, и никто из собравшихся в нем не уцелел – все погребла бешеная ярость вышедшей из себя драконессы.

Темнота. Меч покоится за спиной, дабы, как он заметил, «не мешать пробуждению гномьей крови». А Элан осторожно стучит тупым концом кирки по камню, повторяя отметины, сделанные несколько веков назад. Древняя рукоять, вытертая до блеска мозолистыми руками народа Молотов за столетия до прихода человека, удобно скользит в пальцах, словно лаская долгожданного хозяина. Звук породы глухо кашляет, сообщая: за ним – гранитная пустота, без примесей и вкраплений. Элан терпеливо идет дальше, захваченный непонятным ему самому чувством, – тут и вспыхнувшая в нем жажда кладоискательства, и нетерпеливое желание поскорее закончить работу, и еще – сладкое и щемящее чувство нужности, правильности того, что происходит. Как будто там, наверху, все волнения и войны – пустое и наносное, все проблемы – искусственны и неприличны, создаваемые людьми ради сиюминутных прихотей. Здесь же, в поту и пыли, рождалась еще одна частичка прекрасного, призванная сделать мир хоть чуточку лучше. И пусть уходят и гибнут народы, но кристалл астралита, который, как Элан знал, ему суждено найти, будет сиять в веках манящим светом надежды.

Камень крошился, мелкие песчинки летели, оседая на покрытом потом лице. Человек был не в силах слушать долго, даже если в нем проснется частица гнома. Элан обессиленно прислонился телом к холодной громадине скалы, хватая ртом воздух. Его тело расслабилось, мысли исчезли, вызванные внезапно навалившейся усталостью. Он прикрыл глаза, собираясь немного подремать – и увидел в толще скал целую россыпь неярких голубых огоньков, тускло мерцавших сквозь каменную преграду.