Фёдор Логинов

Судя по этим дневниковым записям Логинова, увеличивать размеры финансирования строительства Сталинградской ГЭС никто не собирался, а расчёты, представленные Управлением Сталинградгидростроя, всерьёз не рассматривались. Очевидно, что при определении плановых объёмов финансирования стройки в правительственных инстанциях руководствовались едва ли не остаточным принципом распределения средств. Во всяком случае, Сталинградский гидроузел среди других «великих строек коммунизма» никакими привилегиями не обладал — утверждения об особом отношении к стройке со стороны Сталина, которые встречаются в ряде публикаций, основаны лишь на предположениях авторов. Сакральный смысл названия будущей ГЭС не слишком-то беспокоил и крупных руководителей, прямо или косвенно связанных с её строительством, о чём свидетельствует дневник Логинова:

«15/I-51 г.

В течение дня, а затем ночью до 4 утра продолжалось согласование отдельных пунктов постановления с представителями заинтересованных министерств и ведомств… В общем складывается такое мнение, что «появлению на свет этого дитя никто не рад». Не встретил ни одного министра или руководителя ведомства, который бы без сопротивления принял на себя какое-либо обязательство. Даже такие вопросы, которые были решены народнохозяйственным планом на 1951 год, и то считали ненужным записывать в постановление по Сталинградгидрострою.

И пока только один человек из аппарата Сов. Мин. Павленко А. С.[243] весьма активно старается помочь, сделать всё возможное по защите интересов Сталинградгидростроя, по созданию таких условий, при которых Сталинградгидрострою удастся сделать максимум возможного к подготовке к развёртыванию работ. В А. С. чувствуется душа и любовь к гидрообъектам и искреннее желание выполнить не по фразе, а по существу постановление правительства. Даже трудно представить, что было бы с проектом постановления, если бы не он его готовил»[244].

Если попытки Логинова пересмотреть объёмы финансирования строительства Сталинградского гидроузла на 1951 год в сторону увеличения не увенчались успехом, то его настойчивость в решении других жизненно важных для Сталинградгидростроя вопросов, связанных в первую очередь с обеспечением стройки необходимыми материалами и техникой, была вознаграждена. 24 января 1951 года Совет министров СССР принял постановление «О мероприятиях по строительству Сталинградской гидроэлектростанции и магистрального обводнительного канала», которое переломило инертное отношение министерств и ведомств к нуждам сталинградских гидростроителей. Благодаря этому правительственному решению стройка не только стала обеспечиваться необходимыми материально-техническими ресурсами и кадрами, но, как отмечает знаток истории строительства Сталинградской ГЭС Л. И. Конин, получила большую общественную поддержку. «На предприятиях-поставщиках организовывались соревнования по досрочному выполнению заказов Сталинградгидростроя, а на железных дорогах открывались «зелёные улицы» для них. В адрес Гидростроя шли всевозможные предложения о помощи и сотрудничестве от общественных, научных, культурных организаций Союза и частных лиц. В общем, вся страна захотела участвовать в строительстве Сталинградской ГЭС»[245].

Как опытный хозяйственник, Фёдор Георгиевич понимал: для того чтобы раздвинуть узкие рамки финансирования, необходимо не на словах, а на деле подтвердить способность Сталинградгидростроя выполнять объёмы работ, значительно превосходящие те, которые устанавливались государственными планами. Причём, как ставил задачу Логинов перед своими подчинёнными, «необходимо перевыполнение объёма работ не на десяток процентов, а в несколько раз».

На выполнение плана нацелена вся работа руководства строительства и его подразделений, включая лагерный сектор. Требовательность начальника Управления к руководителям подразделений зашкаливает. Ещё находясь в командировке в Москве, в середине января, он шлёт на имя Медведева и других своих заместителей телеграмму, в которой выражает крайнее неудовольствие по поводу низких темпов работы и неудовлетворительного использования имеющихся возможностей.

Фёдор Георгиевич болезненно воспринимает любые проявления неуверенности и «капитулянтские» настроения. Вернувшись 23 января в Сталинград, застаёт (как ему кажется) сотрудников Управления в состоянии разброда и шатаний: «Очень мрачные мысли и настроение у людей. Чувствуется неразбериха. Нет слаженной работы и нет для них авторитета. Все недовольны и состоянием дел, и друг другом, все кругом виноваты, но никто сам себя не винит. Пока создал тройки для изучения дел в районах, проведения собраний с лагерными бригадирами и открытых партсобраний…

В основу работы — выполнение плана по номенклатуре и отдельных установочных приказов по строительству»[246].