Такое же отношение к Логинову прочно укоренилось в сознании местных краеведов и жителей Волжского, где особенно чтят память об отце-основателе города. Для них он — образец безупречного и непогрешимого руководителя. Невольно вспоминается отрывок из одной школьной работы, представленной несколько лет назад на научно-практической конференции в Волжском: «Его фигура, великая сила его натуры, безусловно, гениальная личность ни у кого не вызывает сомнения и желания подвергнуть Логинова сомнительной критике или недооценить его роль в судьбе Волжского. Так было вначале, так есть теперь и так будет всегда».
Искренний интерес молодого поколения Волжского к истории своего родного края ничего, кроме похвал и поддержки, не заслуживает. Но один вопрос всё же возникает: нуждается ли начальник Сталинградгидростроя с его уникальным набором профессиональных и человеческих качеств в искусственном возвеличивании, а его образ — в идеализации? Думается, что такой подход только стирает яркие грани личности, обедняет внутренний мир нашего героя, который был вынужден работать в исторический период, наполненный драматизмом и противоречиями, так или иначе сказавшимися на его характере.
…18 декабря 1953 года вопрос о работе Сталинградгидростроя был вынесен на обсуждение бюро Сталинградского обкома, а в январе следующего года Логинов отчитывался по результатам выполнения программы 1953 года на заседании коллегии Министерства электростанций и электропромышленности. Причину такого повышенного внимания к стройке со стороны высоких инстанций Фёдор Георгиевич пояснил в своём докладе на совещании хозяйственного актива Сталинградгидростроя, состоявшемся 9 февраля 1954 года:
«Наличие большого количества своевременно не разрешённых вопросов в Сталинградгидрострое, опасение за несвоевременную подготовку к зиме породило поток большого количества жалоб и заявлений в директивные правительственные органы, поэтому деятельность Сталинградгидростроя была изучена на месте бригадами Сталинградского обкома КПСС и группой руководящих работников Министерства электростанций и электропромышленности во главе с заместителем министра. Затем на бюро обкома 18 декабря 1953 г. был заслушан доклад руководителя бригады обкома КПСС тов. Чмутова и моё объяснение, а на коллегии Министерства электростанций и электропромышленности 20 января 1954 года был заслушан мой доклад о деятельности Сталинградгидростроя за 1953 г.»[283].
В период работы комиссий обкома партии и министерства у Логинова обострилась болезнь, и он почти два месяца, с конца августа по 20-е числа октября, проходил лечение в московской больнице. Впрочем, его присутствие на месте событий вряд ли бы что изменило: все хорошо понимали, что в Сталинградгидрострое возникла крайне сложная ситуация. Конечно, нелегко находиться вдали от стройки, когда там правят бал незваные гости. Тем более что Фёдор Георгиевич, судя по дневникам, был убеждён: в его лице проверяющие ищут «козла отпущения». Версии о том, что кто-то хотел взвалить на Логинова чужие грехи, придерживаются и некоторые исследователи, хотя каких-либо веских подтверждений этому нет. Трудно понять, для чего государственным и партийным органам надо было искать «крайнего» в сложившейся обстановке, если они могли накануне просто закрыть или приостановить стройку на неопределённое время — без лишних хлопот и ненужных проблем?
Ответ прост: на Логинова надеялись, Логинову доверяли и, принимая весной 1953 года решение о продолжении строительства Сталинградской ГЭС, верили, что в новых условиях, в отсутствие спецконтингента, он сумеет вдохнуть в стройку новую жизнь. В сложившейся тогда обстановке грех было на кого-то жаловаться. Управлению Сталинградгидростроя для работы в переходный период были созданы (в кои-то веки!) нормальные условия: капиталовложения составили почти полмиллиарда рублей, правительственными органами был предоставлен огромный лимит на организационный набор рабочей силы, приняты серьёзные меры по укреплению технической вооружённости стройки.
Между конфликтом, достигшим своего апогея на Сталинградгидрострое в декабре 1953 года, и историей, случившейся в Запорожье при восстановлении Днепровской ГЭС, нередко проводятся параллели. Причём оба этих случая рассматриваются как свидетельство того, что неприятие партийными органами методов работы и характера Логинова является свидетельством их формального, поверхностного подхода к решению стоявших задач, установленных между ними и хозяйственными руководителями неких «правил игры»[284]. Однако у нас нет никаких оснований заподозрить в некомпетентности и предвзятом отношении к Логинову ни Л. И. Брежнева, ни И. Т. Гришина, ни руководителей Министерства электростанций и электропромышленности, включая министра М. Г. Первухина, прекрасно знавшего все сильные стороны и недостатки Фёдора Георгиевича, его непростой нрав.