И всё же, как мы знаем, в силу целого ряда причин, возникших после смерти И. В. Сталина, в переломный момент нашей истории, сроки ввода Сталинградской ГЭС в строй действующих были перенесены на более позднее время. Однако к весне 1953 года благодаря целенаправленным действиям руководства Сталинградгидростроя, поддержанным правительством, стройка приобрела такой размах, что остановить её было уже невозможно.
НОВЫЕ ИСПЫТАНИЯ, ПЕРВЫЕ ПОБЕДЫ
Открытие собрания партийного-хозяйственного актива Сталинградгидростроя, впервые проходившего в новеньком клубе гидростроителей (он же — кинотеатр «Знамя»), оборудованном в одном из первых каменных домов Волжского, задерживалось. Зал заметно волновался: в кулуарах собрания прошёл слух, что докладчик — начальник строительства Логинов с утра уехал на заседание бюро обкома партии «за очередным выговором»[256]. Поскольку никто толком не знал, что именно вменялось Логинову в вину, гадали, чем там всё может закончиться. При этом практически все присутствующие, включая и тех, кто не относил себя к сторонникам Фёдора Георгиевича (слишком для многих он был неудобен), надеялись на то, что до «оргвыводов» дело не дойдёт: никто не представлял стройку без Логинова.
Наконец руководитель Сталинградгидростроя вошёл в зал — как всегда, уверенной и быстрой походкой…
Об этом памятном собрании рассказал автору его участник, первостроитель Сталинградской ГЭС С. А. Яковлев. Больше всего Сергею Александровичу из выступления Логинова запомнились проникновенные слова, обращённые к присутствующим:
«Вам выпала честь начинать великую стройку с нуля. После вас придут другие, ваши дублёры. Но они уже будут только приспосабливать под себя то, что сделали вы».
Интересно, что на том же собрании партхозактива присутствовал А. А. Марфенко, который, будучи корреспондентом газеты «Стройка коммунизма», записывал в свой журналистский блокнот всё, о чем говорил Логинов. Один из фрагментов его выступления он привёл в своей повести «Левобережцы»:
«Смотрю я на вас, дорогие мои «начинальники» (Логинов имел в виду, что присутствующим в зале суждено пережить самый трудный — начальный период работ. —
По собственному опыту Логинов хорошо знал: лавры победителей достанутся тем, кто придёт позднее и будет завершать стройку. А после тяжёлого разговора на бюро обкома партии появилось у Логинова предчувствие, что не суждено будет ему, как и многим его соратникам, довести строительство ГЭС до победного конца. Тем более что сроки сдачи гидроэлектростанции в эксплуатацию уже были сдвинуты на несколько лет. К тому времени многое из того, что было сделано в первые годы, забудется, потеряет свои зримые очертания, скрывшись под волжскими водами после затопления котлована и перекрытия прорана.
Были у Фёдора Георгиевича и другие причины для невесёлых мыслей. Постоянное напряжение, работа на износ сказывались на состоянии здоровья. На это обращает внимание Н. И. Шелехова — первый врач строительства. Приехала Нинель Исидоровна на строительство ГЭС 3 октября 1950 года, когда в степи на левом берегу Волги стояли лишь две палатки, в которых и жили первопроходцы. Сначала она работала врачом санчасти ОЛП № 2, позднее стала доверенным врачом объединённого постройкома Управления строительства. Довелось ей лечить и Ф. Г. Логинова, общаться с ним. Вспоминала она прежде всего о том, сколько здоровья Фёдору Георгиевичу стоили бурные совещания и споры, головомойки и взыскания, после которых приходилось оказывать ему срочную медицинскую помощь — физические ресурсы человека не безграничны[258].
Болезнь дала о себе знать осенью 1952 года. Ноябрь и декабрь ушли на лечение и восстановление: первый месяц Фёдор Георгиевич провёл в постели, после чего проходил реабилитацию в санатории Кисловодска. И года не прошло, как случилось новое серьёзное обострение. Вновь больничная койка, на этот раз в московской клинике.
О своём физическом состоянии Логинов не распространялся. Была, правда, минута откровения, о чём журналист Анатолий Аграновский вспоминал позднее, когда Фёдора Георгиевича уже не стало:
«Один только раз мне удалось поговорить с Логиновым о нём самом. Мы плыли на катере, и время начальника стройки было свободно. Была осень, давно уж закончились регулярные рейсы теплоходов, на Волге стоял туман, и катерок плыл медленно, чуть ли не на ощупь.
Логинов стоял, крепко держась за поручни, смотрел на Волгу. Со спины он был особенно могуч — осанистый, широкоплечий, с крепкой шеей борца. Долго стоял… Я впервые подумал, что немолод этот человек. И ещё мне показалось, что он прочитал мои мысли.
В каюте Логинов вдруг загрустил.