Финт хвостом

Сегодня он перемолол очень большую беду, ибо звук перемола был глухим и протяжным.

И вдруг раздался еще один странный звук – тоже скрежет камня о камень, но не от жернова, нет. Это гранитная фигура, омытая светом от молнии, протянула вперед длинную руку, где вместо кисти была звериная лапа. Потом зашевелилась вторая, третья… и наконец, раздался влажный плеск, как будто пригоршню мелких камушков бросили в пруд. Это горгулья с кошачьей головой расправила мокрые крылья.

Она сошла со своего постамента, горгулья, и заговорила с котом, привязанным к колдовскому жернову:

– Ты останешься здесь? – сказала она. – Или пойдешь со мной?

– А кто ты? – спросил ее кот, тоже на языке кошек, на котором к нему обратилась горгулья.

– Я, – сказала горгулья, – ангел-хранитель кошачьего племени.

– Ты такая красивая, – сказал кот.

– Ты тоже очень красивый.

Потом ангел-горгулья нагнулась и перекусила заколдованную веревку своими крепкими каменными зубами, и взяла кота на руки, и поднялась в темное небо – все выше и выше, – туда, где искрились звезды, и выше звезд. Она взяла его прямо в рай для кошачьего племени. Есть и такое место на небесах. У всех тварей земных есть свой рай.

А священник спокойно спал и не чуял беды. Мир не замер на месте. Остановился лишь каменный жернов на башне.

Однако как только священник проснулся, он сразу же понял, что что-то случилось – что-то непоправимое и ужасное. Он больше не слышал звука, который давно стал привычным, как собственное дыхание. Он больше не слышал скрипа жернова.

Сперва он подумал, что, может, поблизости нет беды и жернову нечего перемалывать – но жернов крутился всегда. Так что священник встал, облачился в одежды и поднялся на башню своей оскверненной церкви. Он вышел на крышу, и он увидел.

Кот пропал. Колесо остановилось. А внизу – перед церковью – собралась толпа.

Там была старость с гнилыми зубами и седой головой, и она улыбалась. Там была неудача с острыми когтями и болезнь с ее иглами и вонючими снадобьями. А у них за спиной стояла сумрачная фигура, у которой не было лица.

Священник закричал. И побежал прочь из башни, но на лестнице он упал и сломал ногу. Он лежал у подножия лестницы в башню и выл дурным голосом.

И все его тело покрылось язвами и гноящимися нарывами, он истекал потом и трясся в лихорадке, сопли изливались из носа сплошным потоком, губы сочились кровью. Его черные волосы вмиг побелели и выпали. Лицо покрылось морщинами, словно по нему прошелся невидимый плуг. И на вспаханном поле были посеяны семена смерти, и смерть пришла собрать урожай.

Все утро смерть простояла над корчащимся священником, а он плакал, кричал и пытался уползти, но не мог, и солнечный свет лежал желтыми пятнами на холодных камнях.

И когда солнце поднялось до высшей точки, смерть прикоснулась к священнику. И тот забился в конвульсиях, и выгнулся дугой, так что пятки едва не коснулись затылка, и его хребет переломился посередине. Из его живота и срамного места посыпались змеи, а из глаз – длинные безглазые черви. Его тело растаяло и расплылось, так что осталась только вонючая лужа. Но жаркое солнце быстро высушило ее.

В следующее воскресенье в церкви не было ни души. Слух уже разошелся по краю. Три времени года сменилось, прежде чем люди решились пойти посмотреть. Но в церкви уже не осталось следов – только черный подтек на полу у алтаря.

Люди разрушили церковь до основания, и посадили в том месте деревья, и там выросла целая роща – но это было уже потом, когда все забыли и про священника, и про каменный скрежет перемола.

Небо уже окрасилось лучами рассвета – такими ласковыми и желтыми, – и Аннасин с Марисет посмотрели в глаза Стреле, своему господину.

– А зачем эта сказка? – спросила Аннасин.

– Чтобы вы поняли, – сказал Стрела, – что избежать мести возможно, но чаще всего месть все равно совершается.

Облака были совсем золотыми и курчавыми, как руно. Каким красивым был этот край накануне весны – горная страна у самой вершины мира. Даже горы сияли в лучах рассвета, а водопад был как жидкий хрусталь.

Они умылись и спустились чуть ниже по склону холма – к тому месту, откуда было видно деревню.

Там все уже встали, хотя час был ранний. Люди суетились на площади перед церковью – таскали охапки хвороста и дров, туда же кидали старую мебель и толстые палки, выломанные из стен курятников и амбаров. Они готовили костер для ведьм, найденных пришлым охотником.

Работали люди охотно, не из-под палки. Кое-кто из женщин громко распевал песни. Веселые песни. А дети плясали на площади и кричали:

– Гори-гори, ведьма! Гори-гори ясно!

Там был мужчина, которого Аннасин вылечила от грудной жабы. Он притащил огромную вязанку хвороста. Там была женщина, которой Марисет помогла забеременеть. Но там были и женщины, с мужьями которых любились Вебия и Шекта, и там был мужчина, у которого козы давали скисшее молоко, и еще один мужчина, который утверждал, что старуха Марготта заколдовала его косу, так что он отрубил себе большой палец.

Да, работали люди охотно, и вскоре костер был готов.