Финт

Сэр Роберт покосился на кончик сигары, как будто впервые ее заметил, и небрежно обронил:

– Мне бы очень хотелось знать, как именно вы совершили убийство в канализации сегодня днем.

Внутри Финта палтус и все его маленькие друзья устремились было на волю, ноги подогнулись сами собою, и на мгновение Финт испугался, что загадит весь этот сверкающий пол, но тут он напомнил себе: «Я никого и никогда не убивал, не пытался убить, да и времени у меня не было». Так что он ответствовал:

– Что еще за убийство? – унимая палтуса и веля ему вести себя паинькой. – Я никого не убивал, вообще никого!

Глава лондонской полиции жизнерадостно откликнулся:

– Ну что ж, забавно, что вы так говорите, потому что я-то вам верю, но, как ни печально, у нас в морге лежит труп – и двое свидетелей уверяют, будто это ваших рук дело. А самое забавное – вы просто обхохочетесь! – им я не верю. Да, налицо мертвое тело, о нем нам сообщил джентльмен, известный в округе как Паскуда Смит – вероятно, ваш знакомый?

– Паскуда Смит? Да он пьет без просыпу, и штаны вечно мокрые. Он кого угодно заложит за пинту портера. Держу пари, второй – это Кривой Энгус, старый солдат, у которого полторы ноги…

Этот человек сказал, что не думает, будто Финт кого-то убил, и это добрый знак, верно? Самый что ни на есть добрый, и все-таки смотрит главный пилер многозначительно – такой взгляд ты приучаешься безошибочно распознавать после стычки-другой с представителями закона. Взгляд этот недвусмысленно говорит: закон доводит до твоего сведения, что закон всегда возьмет верх, так что смотри, веди себя благонравно, потому что ты – враг закона, разве что закон скажет тебе, что нет.

Мистер Пиль наблюдал за юношей, улыбаясь краем губ – такую улыбку на лице пилера проигнорировать никак нельзя. Это король пилеров, думал Финт, сам великий Пиль, так что любой финт поймет: тут финтить не с руки. Внимательно следя за улыбкой, Финт промолвил:

– Вы говорите, что не думаете, будто я кого-то убил; но двое свидетелей уверяют, что это был я, так? А чье тело-то? И почему вы верите на слово мне, а не им?

Сэр Роберт невозмутимо ответствовал:

– Признаюсь, мои люди их знают и говорят, что не примут в расчет показания этих двоих, даже если сам архангел Гавриил встанет рядом и отрекомендует их наилучшим образом. – Он улыбнулся улыбкой полицейского, которая лишь самую малость безобиднее тигриной, и добавил: – А ваше слово для меня ровным счетом ничего не значит, мистер Финт, но я склонен поверить на слово Соломону Когану: он на прекрасном счету в еврейской общине. Я переговорил с ним некоторое время назад – он со всей очевидностью ничего не знал про обвинение, и я ему ни словом не обмолвился, – но он прелюбезно упомянул, что вы почти весь день провели в его обществе, каковой факт смогут засвидетельствовать несколько уважаемых коммерсантов, в том числе и мой собственный портной, что я, кстати, вижу своими глазами. Но я задаюсь вопросом: если убийство произошло всего несколько часов назад, почему ко мне немедленно поступила информация о подозреваемом, как вы думаете?

Но не успел Финт ответить, как сэр Роберт продолжил:

– Сдается мне, вы нажили себе врагов, потому что, как рассказал Бен, вы совершаете одно героическое деяние за другим, радея о безопасности некоей молодой особы, пока она находится здесь, в этой стране. Я отдаю вам должное; но эта ситуация до бесконечности продолжаться не может. Есть все основания полагать, что… другие люди, вовлеченные в эту историю, понемногу начинают терять терпение.

Сэр Роберт затянулся сигарой и лениво выпустил облачко голубого дыма; дым поплыл по воздуху и заклубился вокруг Финтовой головы, словно благоуханный туман.

– Произошло убийство, – заявил глава пилеров, – и я должен сделать все, чтобы виновный предстал перед судом – несмотря на то что помянутый труп при жизни был известен как джентльмен, который обделывает дела за определенную плату, не задавая вопросов и, уж безусловно, ни на какие вопросы не отвечая. Он работал адвокатом – пока другие адвокаты его не разоблачили, – а тогда он стал, как у нас принято говорить, «пособником», и чрезвычайно успешным, поскольку в совершенстве знал все крючкотворские штучки. Он приспособился знакомить тех, кому необходимо, чтобы преступление совершилось, с теми, кто совершает преступления за плату, и, уж разумеется, взимал деньги на расходы – снимал сливки, так сказать, не замарав собственных рук. А теперь он убит – очень профессионально, то есть чисто и аккуратно, без вовлечения третьих лиц. Комар носа не подточит. Налицо – очень неразговорчивый труп. Убийцы с тем же успехом могли бы посуду помыть и кота покормить, уходя. Звали его Ушлый Боб.

Ушлый Боб мертв! Выходит, кто-то до него добрался, лихорадочно думал Финт. Но тогда возникает целый ряд вопросов. Чего такого Ушлый Боб знал? Он работал на себя, просто деньгу пытался зашибить? Или на кого-то еще? Может быть, на то самое правительство, о котором упоминал мистер Дизраэли?