Парни, охранявшие то, что осталось от здания парламента, те, что в мундире, и те, что без, отчего-то не спешили впустить их внутрь – может, заподозрили в них французских шпионов или даже русских. Финт не был ни тем ни другим, но вместо того, чтобы послать охрану ко всем чертям, как он поступил бы прежде, когда Симплисити еще не опиралась на его руку, он с достоинством выпрямился, стараясь казаться как можно выше, и заявил:
– Я – мистер Финт; мне необходимо повидаться с мистером Чарли Диккенсом.
Со всех сторон раздались смешки да хмыканье, но Финт просто стоял, не трогаясь с места и не отводя взгляда, и тут кто-то вспомнил:
– Финт? Не тот ли это парень, который нынче утром уложил на лопатки Демона-Цирюльника – там, на Флит-стрит?
Тот, кто заговорил первым, подошел ближе.
– Да уж, люди говорят, пилеры и те туда побоялись войти! Я слыхал, герою уже почти десять гиней по подписке собрали!
Снова собралась толпа, а Финту оставалось лишь повторять снова и снова:
– Мне нужен мистер Диккенс – по очень важному делу. – Про себя он решил, что все, что от него требуется, – это стоять на своем, не сдаваться, пожимать протянутые руки, кивать и улыбаться – и ждать, пока кто-нибудь приведет Чарли.
Тактика сработала: внезапно появился какой-то франтоватый деловитый тип – и с сокрушительным презрением произнес:
– Если это и есть герой –
Это последнее «кажется» сопровождалось отрывистым «гм!»; вокруг зааплодировали, и тут и там раздавалось что-нибудь в духе:
– Отлично сказано, мистер Дизраэли, браво! В конце концов, где наши манеры?
Наконец кто-то подвел итог:
– Ну, не знаю насчет вас, джентльмены, но мне кажется, что у такого героя не иначе как при себе та страшная смертоносная бритва! – При этих словах сердце у Финта ушло в пятки: неужели его застукали? В голове промелькнули видения всевозможных последствий, но тут человек, это предположение высказавший, расхохотался и добавил: – И придет же такое в голову!
– В самом деле, – пробормотал Финт в ответ, рассмеявшись за компанию.
Вот так Финт и Симплисити проникли в парламент, что характерно, действительно имея при себе смертоносную бритву, – и проникли при помощи лжи, что вполне в порядке вещей, учитывая, сколь многие попадают в парламент именно так. Финт по-прежнему затруднился бы ответить, почему во всеобщей суматохе он забрал бритву мистера Тодда себе, но ему чудилось, что лезвию сейчас самое место в его кармане. Все равно он уже не успел бы от бритвы избавиться: мистера Диккенса позвали, тот не замедлил явиться, театрально поздоровался с Финтом за руку, и, оглянувшись на Симплисити, проговорил:
– Уж не та ли это юная леди, которую я в последний раз видел всю в синяках три дня назад? – И добавил, что у него срочное дело к юному паладину, что бы это ни значило.
Гостей проводили через завешанные коврами залы – и ввели в небольшой кабинет со столиком. Пока Диккенс расставлял кресла и усаживал Симплисити, Финт не сводил глаз с мистера Дизраэли. Мистер Дизраэли отчасти напомнил Финту Соломона, только на порядок моложе – а еще он изрядно смахивал на кота, который набрел на блюдце сливок и вылизал все до капли. Да, точно, так и есть: он – тот еще финт, не финт вроде Финта, но финт другой разновидности, такого сразу распознаешь. Острый ум и язык острей бритвы; знаем мы таких, толковый тип, но явный жох.
Разглядывая Дизраэли, Финт поймал его взгляд, и мистер Дизраэли подмигнул – один финт отдавал должное другому, не иначе. Финт позволил себе улыбнуться, но подмигивать в ответ не стал – парнишечка, вздумавший подмигивать джентльменам, того гляди в неприятности влипнет. До сих пор это место – все эти статуи, и поглощающие звук ковры, и все эти картины на стенах – портреты седовласых старцев, которые, судя по выражению лиц, страдают острым запором, – действовало Финту на нервы, отторгало его, внушало ему, что он – никто, сущее ничтожество, жалкий червяк. Подмигнув гостю, Дизраэли развеял чары, недвусмысленно дав понять: здесь – те же трущобы, пусть побольше, и потеплее, и всяко побогаче, здесь явно лучше кормят, судя по округлым брюшкам и красным носам, но на самом-то деле это просто-напросто еще одна улица, где люди локтями пробивают себе дорогу к власти и выгоде, и лучшей жизни если не для всех, то хотя бы для себя, любимых.
Финт не сдержал усмешки, вцепившись в эту мысль, как в волшебное кольцо, которое наделяет могуществом неведомо для всех прочих. Но за взлетом последовало и падение: эти трущобы полны слов, это место битком набито книгами, а у него, как назло, слова с языка не шли.
В этот момент на плечо ему легла рука, и Чарли промолвил: