Финиш для чемпионов

С Алоевым они до поры до времени действовали в разных сферах, хотя имели между собой немало общего: оба запятнаны по уши в криминале, оба — обладатели внешне безупречной репутации. Ахметов был наслышан об Алоеве; побаивался его как представителя чеченской мафии, но и симпатию некоторую питал: все же мусульманин… Алоев, впрочем, взлетел так высоко, что Ахметову об этаких горных вершинах подумать страшно было бы. Получив от него предложение о сотрудничестве, нимало не колебался. Тогда еще «Фармакология-1» и в проекте не стояла. Но когда возникла она на горизонте, пригодились старые связи Ахметова с наркодилерами. Что анаболики, что наркотики — отрава схожая. И способы ее распространения, если отбросить внешнюю шелуху, идентичны. Заинтересовать, привлечь, убедить простофилю, что ему не обойтись без этого снадобья. Некоторое время снабжать по низким ценам, почти бесплатно. Когда подсядет как следует — вот тут-то уже все просто и можно не беспокоиться о получении максимальной прибыли. Доить простофилю, и все тут. Пока его денежного вымени хватит, до тех пор и доить. Правда, у Алоева как будто бы какие-то свои соображения из загашника выпирают, но в это Ахметов никогда не вмешивался и не собирается. Это — политика, это не его область.

Что касается моральной стороны дела, о ней никогда не вспоминалось. Все эти вещества употребляют глупые люди, Ахметов же никогда не считал себя дураком. Он не искал ни спортивной славы, ни запретных удовольствий. Удовольствия у него были простые, как у его предков: женщины, жирная обильная еда, пресмыкания тех, над кем он властен… Вот еще неплохо было бы съездить за границу. В ту же, к примеру, Англию. Посмотреть, какие в этой цивилизованной стране изобретены жизненные удобства, и привнести их в свой быт.

Губы Ахметова растянулись, глаза сузились в совершеннейшие щелочки. Он не желал смотреть на тюремный быт, который — возможно, на десятилетия — подменит для него английскую сказку, так и оставшуюся сказкой. Английский завтрак съеден, и невозможно ощутить его вкус дважды: любая еда закономерно перерабатывается кишками в дерьмо. Жрать дерьмо среди облепленных дохлыми мухами стен — неужели такова отныне его участь?

Заталкивая внутрь своего существа зарождающийся в нем утробный протестующий вопль, Ахметов дал себе слово ни в чем не признаваться. Пусть делают что хотят, он к подвалу под нотариальной конторой отношения не имеет. Так и занесите в протокол!

40

Юрий Петрович Гордеев ждал немедленной смерти, однако старуха с железной косой отложила свой визит. К превеликому удивлению пленника, условия его пребывания на алоевской территории даже улучшились — по крайней мере, в том, что касается материальной базы. Из подвала его перенесли в комнату, куда по утрам заглядывало солнце, вместо набитой скомканным поролоном подстилки, брошенной на пол, предоставили нормальную кровать, кормили исправно — дважды в день. Правда, при этом вкус пищи отдавал нескрываемой медициной, а относительно вида из окна Гордеев пребывал в полнейшем неведении, потому что не в состоянии был подняться с кровати. Судя по всему, его держали на каких-то сильных препаратах. В первый же день постподвального бытия Гордеев попробовал отказаться от пищи, содержащей поганые снадобья, но мордоворот из охраны пригрозил снова связать ему руки и кормить насильно, так что пришлось смириться.

Тот охранник, что вступился за Гордеева, уверявший, что никому не успел рассказать об Алоевых, чаще других дежурил возле пленного. Звали охранника Пулат. Был он по национальности узбеком, по характеру, в общем, не злой и изредка, под хорошее настроение, позволял себе отвечать на вопросы Гордеева. Вроде такого:

— Почему меня не убили? Держат в заложниках?

— Рэшают, что с табой дэлать, — лениво отозвался Пулат. — Благадары Аллаха, что ты адвокат: бил бы слэдак, тебе би уже застрэлили.

И так выразительно положил руку на свой «калаш», точно давал понять: добродушие добродушием, а следователя он пристрелил бы со всем удовольствием, невзирая на личное знакомство.