Финиш для чемпионов

Как раз в эту секунду по квартире пронесся звонок в дверь. Резкий и требовательный. Надя испуганно прижалась к матери:

— Мамочка! Не открывай, это они за мной пришли!

— Глупости, Надя, — неуверенно возразила Елена Степановна, смущенная и расстроенная рассказом дочери. Подойдя к двери вплотную, она крикнула: — Кто там? Мы вызовем милицию!

— А что, на вас наехали бандиты? — раздался с лестничной клетки бодрый голос главы семьи.

Вдвоем дочь и мама бросились открывать замки и снимать цепочку. Глеб Сергеевич ворвался в прихожую, блестя по-летнему покрасневшей от солнца лысиной, невысокий, но деловитый и надежный, и принялся воинственно озираться: ну-ка, где бандиты, от которых надо защищать его дорогих девочек?

— Глебушка, — трагически заломила руки Елена Степановна, — твоя дочь принимала какие-то таблетки! Это у них называется допинг…

— Ленуся, — привычно приподнявшись на носках, муж чмокнул длинную и худую Елену Степановну в щечку, — давай обсудим это за ужином. — Он убедился, что непосредственной опасности нет, а значит, нет причин суетиться. Мужчина не должен допускать суеты. — Поставит кто-нибудь чайник? Я голодный, как тигровая акула.

— За ужином? Э… да. — Елена Степановна успела вспомнить, что специально для Глеба Сергеевича на плите разогревается (ой, наверное, уже выкипел!) вчерашний суп. — В самом деле, Надя, Глеб, пойдемте ужинать!

Суп, если честно, превратился в рагу, но это не вывело Глеба Сергеевича из равновесия. По профессии бухгалтер, он любил расставлять все по местам, кропотливо сводить дебет с кредитом, чтобы выяснять, хороши или плохи дела фирмы. И когда случившееся с Надей представили на его обозрение, он авторитетно заявил, что ничего по-настоящему плохого не произошло. И не произойдет. С одним условием: Надя должна расстаться с таблетками и никогда больше ничего подобного не принимать. Ни-ког-да. Кто бы ей их ни подсовывал, хотя бы даже тренер. Пусть она сейчас же даст в этом слово своим родителям!

Надя слово дала. Во-первых, она была послушной дочерью, во-вторых, сегодняшний вечер устрашил ее до такой степени, что она и сама по доброй воле приняла суровое решение: на время спортивной карьеры не прикасаться ни к каким лекарствам. Даже от головной боли. Уж лучше терпеть головную боль…

Семейный вечер завершился торжественным спусканием глянцевых таблеточек в унитаз. Наблюдая, как эти розовенькие штучки исчезают в водопаде спускаемой воды, Надя чувствовала, как отделяется, уходит от нее что-то лишнее, ненужное. А она и не догадывалась, как это ее тяготило…

Елена Степановна тоже наблюдала за исчезающими в водных потоках таблетками, только мысли ее были не о них. О других таблетках, официально продающихся в аптеке. Называются «фуросемид», мочегонные. Их Алла Александровна велела давать Наде, когда девочка лет в десять-одиннадцать неудержимо потянулась ввысь: рост гимнастике помеха! И вот, в результате того, что фуросемид на протяжении периода формирования организма вымывал кальций из костей, Надя осталась крошечной замухрышкой. Вопреки наследственности: Елена Степановна на рост пожаловаться не могла… А эти новые таблетки, полученные из неизвестно каких, вряд ли чистых, рук — что они готовы были сделать с ее дочерью? В какого урода, какую горгулью превратить?

Не раз и не два посещали Елену Степановну тягостные размышления: что дороже — здоровье или рекорды? Но и заставить Надю бросить спорт она бы не смогла. Слишком много вложено, чтобы отступать…

…Следующей насущной задачей следствия было — поговорить с Тихоном Давыдовым, которого упоминал Ярослав Шашкин. Однако сделать это оказалось совсем не легко: глава антидопинговой комиссии являлся, по-видимому, каким-то неуловимым мстителем! Мстил он конкретно Турецкому или всему правосудию в его лице, установить не представлялось возможным, поскольку от встреч Давыдов уклонялся с завидным постоянством и фантомасовой ловкостью. Когда ни позвонишь — то у него важное собрание, то совещание, то пресс-конференция, то еще какая-то необходимая хрень. Всякий раз глава антидопинговой комиссии усиленно извинялся, уверяя, что у него сейчас такой период, но, конечно, он рад будет ответить на все предложенные вопросы, надо немного обождать, как только, так сразу…Турецкий медленно, но верно свирепел. Со дня на день он собирался побеседовать с Давыдовым жестко и предельно по-мужски, откровенно спросить, что заставляет его избегать встречи, в конце концов, прислать официальную повестку, от которой не отвертишься, но всякий раз воздерживался: восстанавливать против себя важного, возможно, свидетеля было бы неумно.