Филонов

Филонов внезапно остановился… и вдруг упал на колени, на доски обледенелого тротуара и весь сжавшись в комок молитвы прошения, если бы кто-либо и взглянул, то увидел бы на углу семиэтажный весь в лесах строящийся новый дом; у основания махины маленький дощатый забор, забитый и залепленный недавним снегом, и на досках временного вокруг него тротуара, как на эшафоте, крохотную фигурку человека, стоявшего на коленях и поднявшего руки к небу…

Ужасы ночи сворачивают свои длинные шеи…

Начался рассвет…

Глава XVIII. Критик Ростиславов

29 июня 1921 г. Иокогама

В жизни Филонова последние недели появились сдвиги, случайности… стало везти, везёт по-разному: ловеласу нет интересных интриг, встреч, а потом сразу и привалит, что дни не умещают расписаний свиданий; все часы заняты…

Сидит человек без денег, везде, где можно было одолжить, оббегал, последнюю надежду потерял, как вдруг заработок, потом знакомство, ну, смотришь, человек и вылез из жизненной проруби… голова видна, не совсем в неё человек ушёл…

Так и Филонову, не истратил он ещё денег, одолженных у Алис, заходит на выставку, ему кричат:

– Скорее идите, идите…

Филонов издали увидел перед своими картинами Ростиславова и рядом с ним человека, осанистого, со взглядом задумчивым.

Они уже присмотрели и выбрали… понравилась им небольшая картина, на которой Филонов изобразил «цветы и череп», на черепе очень реально была написана не то слеза, не то капля росы.

– Вот и прекрасно, что вы сами пришли, граф Ростовцев{92}даёт лишь половину суммы, по вашей расценке… довольны ли вы? Или, вернее, согласны ли?

– Согласен, – ответил Филонов, ему была совершенно безразлична сумма и цена… деньги значили и много и ничего… деньги были ему нужны…

– Филонов, не откажитесь провести сегодня вечер с нами, – и Ростиславов дал адрес дамы, прозванной «Китайской богородицей»{93}.

Филонов в передней встретил Федотыча.

– Господин Филонов, разрешите поздравить, – говорил старик, – господин Филонов далеко пойдёт… я всегда это мог предсказать…

– Спасибо, Федотыч, спасибо… у нас посещаемость последние дни кажется слаба?

– Какое слаба! По семидесяти человек в день проходят, – ответил Федотыч, – а вот на «фантастах и неореалистах», я там, дёрнула меня нелёгкая, тоже вешалку держу, уже третий день ни одного человека нету…

Подбежал доктор Кульбин:

– Большой успех, большой успех, поздравляю вас, Филонов, очень хорошо! Видите, я вам говорил, всё устроится, всё устроится, а вечером вы куда?

Филонов подал Кульбину адрес.

– А-а-а, «Китайская мадонна», Филонов, знаете, что, поедемте ко мне, а потом вместе туда… я давно собирался побывать у неё…

Сейчас Кульбин был нежен к Филонову, предупредителен, но Филонов находился в настолько хорошем настроении, что прощал Кульбину улыбку, вызванную филоновским успехом. Кульбин и Филонов поднялись лифтом в один из новых столичных домов, каких последнее время много строилось.

Швейцар, молодой человек, в щегольской синего сукна поддёвке.

– Барыня наверху?

– Да! – отвечал швейцар, – и многие успели уже туда проехать… сегодня у нас весело…

– Значит, только нас недостаёт, – засмеялся Кульбин…

– Как-же-с, как-же! – осклабился швейцар, показывая квадратные ровные зубы.

Лифт быстро скользил, минуя одну площадку лестницы за другой, на одном из поворотов они увидели молодого, очень красивого человека, он подымался по лестнице вверх, с ловкостью прыгая с одной ступеньки на другую.

– Вы не знаете, кто это? – спросил Кульбин, – это ведь новинка, очень жаль, что он опоздал к открытию нашей выставки…

Они не успели поговорить о нём… дверь квартиры отворилась. Хозяйка захлопала в ладоши:

– Господа, заходите, особых представлений не будет, все знакомы.

Все собравшиеся были знакомы между собой. Филонова хозяйке Кульбин представил ещё при входе, познакомили также и с Максимом{94}.

Филонову никогда ранее не приходилось видеть человека столь большой красоты.

В углу комнаты на столике, застланном шёлковой шалью, стоял тёмный, густо налакированный портрет «Китайской мадонны», который успел уже написать Максим{95}.

<Он> недавно приехал с юга, где родители его жили в провинциальном городке. Отец Максима был педагог; он отправил своего сына в столицу, дав денег на поездку более чем скромно, но Максим не унывал, он считал себя не только красавцем, пред которым падёт любая из женщин, но и великим талантом в живописи. Максим верил, что стоит ему устроить одну выставку в столице, и к его ногам падут и критики, и толпа, а о деньгах и говорить нечего, ведь его картины не могут не покупаться!

Максим приехал около месяца тому назад, и он не потерял ни своих надежд, ни прекрасного цвета лица, и всё так же был прекрасным гимнастом.

Этот вечер Максим считал для себя важным, так как должен был прийти критик Ростиславов, знакомству с которым Максим приписывал большое значение будущего успеха.