Ономарх разбил македонян, но не уничтожил. Македонская армия отступила с поджатым хвостом, но так и не вышла из повиновения царю и вернулась с ним в Македонию. Вероятно, происходили какие-то брожения, особенно среди отрядов, набранных в Иллирии и Пеонии. Одним из следствий поражения было возможное вторжение в Македонию со стороны иллирийцев и пеонов. Филипп победил эти народы вскоре после своего восшествия на престол, но их земли так и не были полностью завоеваны: Верхняя Македония продолжала доставлять Филиппу беспокойство и в последние годы правления.[260] Юстин пишет, что после убийства царя в 336 году «разные народности [в войске Филиппа] восприняли это по-разному. Одни, угнетаемые несправедливым рабством, конечно, стали надеяться на получение свободы; другим надоела долгая служба, и они радовались тому, что избавились от похода в Азию», между тем как друзей покойного царя беспокоили «иллирийцы, фракийцы, дарданы и другие варварские племена, верность которых была сомнительна, которые в душе были предателями, — если бы все эти народы одновременно отложились от Македонии, устоять было бы невозможно».[261]
Суть неурядиц очевидна: воины из Верхней Македонии и других областей не хотели больше служить в македонской армии либо потому, что были призваны против их воли, либо потому, что устали от долгих походов. Кроме того, как мы уже указывали выше, верность недавно покоренных племен, вынужденных стать под македонские знамена (из приведенного выше отрывка из Юстина на состояние 353 года следует исключить фракийцев, поскольку Фракия была покорена только в конце 340-х годов), всегда оставляла желать лучшего. В свете этих соображений я полагаю, что войска из Верхней Македонии и Пеонии воспользовались неожиданным поражением Филиппа для того, чтобы вернуться на родину, и что их примеру последовала остальная часть армии, деморализованная и понесшая большие потери. Этой теории не хватает надежных подтверждений, но, тем не менее, она объясняет, почему армия бежала, а не просто отступила.
Если все было так, то Филипп, вероятно, понял, что поражение не столько нанесло удар по боевому духу всей его армии, сколько предоставило возможность частям из недавно присоединенных областей выйти из повиновения. Лишь с большим трудом ему удалось приободрить своих людей после битвы с Ономархом. А если бы не удалось? Серьезные последствия, к которым привела эта неудача, со всей ясностью показали, насколько легко Македония может вновь погрузиться в хаос, из которого она едва выбралась, когда он стал царем, особенно если от нее отпадут иллирийцы и другие сопредельные народы. Филипп хорошо помнил времена фиванской гегемонии в Греции и ее скоротечность и не хотел, чтобы Македония повторила судьбу Фив. Он ясно увидел шаткость своего положения, равно как и ненадежность Пеллы в качестве центра объединенного государства. Создавая новую армию, Филипп создал себе и новые проблемы, так как теперь ему надлежало поддерживать верность и единство своего войска.
Чтобы достичь этого, ему нужно было вести постоянные войны и непрерывно одерживать победы. Поэтому безопасность границ больше не могла быть единственной задачей: новой целью стали завоевания в Греции, а в конечном итоге, и в Персии.[262] Поражение от Ономарха породило необходимость создать настоящую империю, чтобы закрепить успехи, достигнутые в деле объединения Македонии, а это означало неминуемую войну с греками.[263] Лавровые венки на головах македонских воинов стали первым знаком этой новой задачи.
Битва на Крокусовом поле: Фаилл заступает на место Ономарха
Вместо того чтобы поджидать подхода Ономарха и вступить с ним в бой, царь занялся Пагасами. Афиняне отправили оборонять эту важную гавань своего полководца Хареса, но он еще не прибыл на место, и Пагасы быстро оказались в руках Филиппа. Лишившись безопасного порта, в котором можно было бы высадить войско, Харес мог лишь поплыть дальше по западному берегу залива и потому не сумел никак помочь союзникам. Ономарх во главе большого войска, состоявшего из фокейцев и наемников, к тому времени уже пришел в Фессалию, и две армии сошлись на Крокусовом поле. У Филиппа было около трех тысяч всадников и 20 тысяч пехоты, надевших лавровые венки в честь Аполлона, против пятисот всадников и 20 тысяч пехоты Ономарха.