Проснулся я рано и решил пробежаться по окрестностям дворца. Консьерж предложил воспользоваться принадлежащими отелю тренировочным костюмом и кроссовками, но моего размера, к сожалению, не нашлось. Оказавшись на свежем воздухе, я заметил, что людей в синих масках стало еще больше. Они были повсюду, и сегодня мне это показалось по-настоящему странным.
Вернувшись в номер, я обнаружил подсунутую под дверь «New York Times» на английском языке и только из газеты узнал о газовой атаке. Если бы я сказал, что испугался не очень сильно, то соврал бы. Почему никто не сообщил мне раньше? Да, путешественнику тяжело оставаться в курсе последних событий, но случившееся со мной — просто смешно. Родители-то оказались правы. Я решил, что в Штаты вернуться мне уже не суждено. Новости заставили меня принять два решения: позвонить домой и сказать, что я жив, во-первых, и ходить на работу пешком, а не давиться в подземке, во-вторых. Спустившись в холл, я спросил консьержа, где можно купить хирургическую маску.
Токийская резиденция Morgan Stanley представляла собой средних размеров здание в Оти-центре — районе, в котором располагалось около четырехсот сверкающих мини-небоскребов, прямо на севере от императорского дворца. Morgan Stanley стал одним из первых инвестиционных банков Уолл-стрит, осуществивших вторжение в Японию. Залогом успеха родной фирмы был Дейвид Филлипс, этнический японец, родившийся в Стране восходящего солнца, проведший 13 юношеских лет в США и получивший научную степень в Калифорнийском университете в Беркли. Для неяпонских банков Филлипс стал посредником между двумя столь несхожими культурами. Фамилию Филлипс он носил не всегда, еще несколько лет назад его звали Сатоши Сугияма, но с таким именем — решил будущий Филлипс — карьеры не сделаешь. В конце 60-х годов он успешно провел переговоры с министерством финансов Японии и добился открытия нового отделения Morgan Stanley. Сочетание в этом финансисте связей в Японии, с одной стороны, и американского имени, с другой, побудили Morgan Stanley в 1970 году пригласить тридцатисемилетнего Филлипса на работу в токийское представительство.
Японскому отделению компании сопутствовал неизменный успех, и в 1977 году Филлипс получил должность директора-распорядителя. Сей факт должен быть занесен в анналы истории. Дейвид Филлипс стал первым и на ближайшие несколько лет единственным представителем меньшинств среди директоров-распорядителей Morgan Stanley. К 1982 году в токийском офисе компании насчитывалось уже 20 сотрудников, в том числе девять специалистов и несколько постоянных японских клиентов. Филлипс все еще оставался единственным цветным директором-распорядителем.
Платили Филлипсу хорошо; правда, его зарплата не свидетельствовала о том, что всепроникающее неприятие представителей меньшинств в инвестиционном бизнесе хоть как-то уменьшается. Тем не менее Дейвид служил своеобразным символом «отсутствия дискриминации». Роберт Гринхилл, глава инвестиционного направления Morgan Stanley, любил удивлять людей, считавших, что человек с таким именем — белый. Гринхилл часто повторял: «Несколько раз мы с Дейвидом беседовали с клиентами, и видели бы вы их отвисшие челюсти». Филлипс отлично знал, как играть в инвестиционный бизнес по неяпонским правилам, и не только благодаря азиатскому лицу и американскому имени. Носил он дорогие костюмы, курил «Данхилл», пил коллекционный виски.
За следующее десятилетие Morgan Stanley нанял для работы в японском представительстве уже несколько сотен человек и к концу 1980-х годов имел в Токио второй по величине офис среди всех американских инвестиционных банков. В это же время наше представительство ухитрилось приобрести дурную славу, а в 1990 году в Токио пожаловал Том Вулф, автор книг «Костер тщеславия» («Bonfire of Vanities») и «Электропрохладительный кислотный тест» («The Electric Kool-Aid Acid Test»), и начал интервьюировать некоторых особо правильных японских финансистов, желая, очевидно, набрать материал для следующего шедевра.
Ко времени моего визита офис в Токио стал почти близнецом офиса в Нью-Йорке. Филлипс в 1987 году перенес инсульт и через четыре года ушел на пенсию, но его влияние ощущалось до сих пор. Торговая площадка была меньше нью-йоркской, а в остальном все было так же — компьютерные мониторы сверкали, люди кричали, бумаги шуршали. Но тем не менее чувствовались и различия, обусловленные иной культурой. Секретарши были вежливы, многим из них уже перевалило за 25, блондинки встречались не часто. Многие продавцы и трейдеры явно не получали двойки в колледже, а некоторые имели даже ученые степени. Ругань так и висела в воздухе, но английские выражения почти не употреблялись. Накормить меня пытались не слегка заплесневелым сырным стейком, а куском вчерашнего угря.