Фернандо Магеллан. Книга 3

Пушки палили с траурными интервалами. Пожарище уплывало в море от застывших на якорях каравелл, увозило мертвых от живых.

Корпус «Консепсьона» застонал, развалился пополам. Пары воды с шипением смешались с дымом, взметнулись ввысь, растаяли в золотистом вечернем небе. Первая половина погрузилась на дно, оставила на поверхности посиневшего моря пену, черные обгоревшие доски. Вторая – перевернулась, выставила наружу покрытую водорослями обшивку. Издали она походила на тушу убитого кита, омываемую мелкими спокойными волнами.

Пушки перестали стрелять. Моряки смотрели в небо, где растаяла душа корабля.

– Мы все погибнем, как они, – мрачно предрек Пигафетта и отошел от борта.

Перед ним расступились, не проронив ни слова.

Глава III Блуждание по морю Сулу

Утром с восходом солнца корабли взяли курс на юго-юго-запад, где по расчетам Карвальо лежали острова Пряностей.

Новый командующий оказался деспотичным и самолюбивым. Подобно Магеллану не советовался с кормчими, самостоятельно принимал решения. Второй капитан Эспиноса вследствие некомпетентности очутился в подчинении у Жуана, хотя тот выражал по отношению к нему знаки уважения как «равноправной персоне», а по существу на «Викторию» приходили приказы плыть за флагманом.

Авторитет Карвальо, основанный более на близости к Магеллану, чем на личных качествах, подкреплялся присутствием на «Тринидаде» опытных и уважаемых Франсиско Альбо и Хуана Баутиста де Пунсороля. С ними мог сравниться лишь Элькано, в прошлом колодник, капитан без корабля. На чужом судне под командой Эспиносы, он не играл значительной роли в экспедиции.

На горизонте появился остров Пангало (Негрос), населенный чернокожими людьми. Их голый воинственный вид, недружелюбное отношение к пришельцам, длинные копья с каменными наконечниками, первобытные дубинки, примитивные щиты напоминали воинство Силапулапу.

С каравелл трясли яркими тряпками, звенели колокольчиками, приглашали поменять их на свежие продукты. Дикари размахивали оружием, резко пронзительно кричали, подражали перепуганной обезьяне, отчаянно скалившей зубы перед пастью тигра. Дротики с костяными наконечниками полетели в сторону испанцев. Туземцев пугнули пушкой, после чего победоносно с достоинством повернули на юг. Вступать в сражение из-за десятка свиней не захотели.

Следуя почти перпендикулярно движению солнца, наткнулись на северное побережье крупного острова Минданао, обжитого малайскими племенами. Здесь путешественников встретили приветливо. Лодки с обнаженными индейцами без страха подплывали к кораблям, кружили вокруг, зазывали на берег. С бортов в баланги бросали бусы, осколки битых стекол. Взамен на палубы поднимали корзины с рыбой, связанных за ножки попарно кур, горшочки с рисом.

Поспешное бегство из гавани Себу помешало запастись достаточным количеством пресной воды. Пустые бочки сохли на жаре. Было бы неплохо выменять и продовольствие. Решили найти удобную гавань с рекой. Двигаясь в нескольких кабельтов вдоль побережья, вошли в прекрасную бухту Кипит, расположенную «на 8 градусах широты в направлении к северному полюсу и на 167 градусов долготы от демаркационной линии». По подсчетам кормчих «Тринидада», корабли проплыли от Себу 50 лиг.

Якоря упали на дно. Паруса подтянули к реям. В открытые люки портов высунулись жерла пушек, наблюдавшие за скользящими вокруг балангами. Запугивающего салюта не произвели, намеревались скорее убраться восвояси.

Под охраной солдат шлюпки отправились за водой. Испанцы изнывали от жары в раскаленных доспехах, гребли к устью реки. Навстречу попадались в маленьких лодчонках рыбаки, мелкие торговцы, женщины с детьми. На берегу виднелись хижины на высоких сваях, крытые пальмовыми листьями. Около них бродили козы, разгребали землю куры. Туземцы почтительно приветствовали гостей. Вскоре за шлюпками выстроилась флотилия любопытных малайцев. Матросы старались не обращать внимания на хозяев, ведрами заливали бочки, перевозили на корабли.

К вечеру из устья реки выплыла богато украшенная баланга, обошла кругом «Викторию», направилась к флагману. Обнаженные гребцы не кричали, не размахивали связками бананов, разглядывали каравеллы, переговаривались между собой.

Баланга вплотную приблизилась к «Тринидаду». Карвальо спустил с борта веревочную лестницу. Несколько мужчин поднялись с банок, вытащили из-под них куски материи, обмотали бедра, полезли наверх. Прочие с веслами в руках сидели на местах.

Первым на палубу взошел индеец средних лет, обильно украшенный цветной татуировкой. На руках и ногах туземца желтели золотые браслеты. По широкой груди рассыпались нанизанные на тонкую нить осколки раковин и цветных камешков. Моряки догадались, что перед ними правитель племени, ибо только царьку дозволено покрывать лицо узорами.

– Каланао, – ударяя себя в живот, представился касик.

Карвальо повторил жест и назвал свое имя.