Феникс императора (СИ)

миг зажмурилась, надеясь открыть глаза и не увидеть шикарное убранство,

холодный блеск темных глаз из-под расписанной маски.

Запястья сжались в стольной хватке чьих-то рук, а прочная веревка оплелась

посмертным браслетом. Под гнетущую тишину меня подвели к будущему

кострищу и привязали к столбу. Меня сжигали будто проклятую ведьму, с той

лишь разницей, что тогда приговор звучал. Звучал, а не читался прямо на лицах

и масках людей.

Сорванный со стены факел яркой вспышкой полетел прямо мне под ноги, он

выбил тучи острых искр, опалил носки туфель и рухнул в самую гущу мелкой

трухи. Огонь взметнулся до колен, жадно лизнул тонкую ткань брюк и опал, ему

тоже хотелось поиграть с привязанной жертвой. Стало не просто жарко, а

нестерпимо горячо, удушливый дым лез в глаза, забивал нос и рот, а я

продолжала вглядываться в ехидно улыбающуюся маску. Мои слезящиеся глаза

спрашивали, кричали - почему? Но ответа не было, лишь оглушительная

тишина, треск дров и гудение жадного пламени, которое с каждой секундой

поднималось все выше.

Боль пришла не сразу, но когда дала о себе знать, на мне горела одежда, кожа

под тканью шипела, испаряя влагу, гадко запахло паленой плотью, я закричала,

вкладывая в крик всю ту Боль и Страдание. Боль выкручивала мышцы, сдирала

скукоживающуюся плоть, срывала слой за слоем, позволяя сознанию держаться

в агонизирующем теле. Но с каждой пройденной вечностью боль становилась

невыносимой. Взгляд еще видящих глаз метался по ставшей ловушкой комнате,

бывшей когда-то актовым залом. Вместо обшарпанной белой двери виднелся

арочный проход, задрапированный дымчатым полотном. А из-за него

выглядывала закутанная в темные одежды женщина, и даже полумрак залы с

отблесками, снедавшими мое тело пламени, не скрыли ее победного выражения

ярко-синих глаз. Она торжествовала смерть, мою смерть!

Торжество жизни.

Ибо только умерев, отринув жизнь свою, может он обрести ее вновь, чтобы

восстать живым из оков могилы - умершим, но воскрешенным, прежним, и в то

же время иным, похожим на себя, и не похожим, не убоявшись дара Божьего -

смерти и обретя через нее жизнь вечную.

"Легенда о фениксе" Луций Цецилий Фирмиан.

Тепло окружающее меня не просто обтекало вокруг, оно циркулировало сквозь

меня. Чистые оранжевые лучики купались внутри меня, сплетаясь

замысловатым кружевом, заполняли каждый уголок сознания, создавая яркие

завихрения, и как только они находили себе место, начинали тускнеть. Меня это

не беспокоило, ведь ласковое тепло продолжало стягиваться к груди, а

пламенные змейки сбивались в тугой клубок, цеплялись друг за друга, испуская

вокруг нешуточный жар, но он теперь не обжигал. Он ластился ко мне будто

ручной котенок, и успокаивающе шептал, что боли больше не будет, что он

больше не обидит.

После такой успокаивающей мысли, я почувствовала легкое дыхание, четкое

биение сердца. Потом зачесался нос, захотелось чихнуть, что-то твердое кололо

левую лопатку, а в области поясницы чувствовался каменный выступ. Легкая

волна паники накрыла меня, отчего я резко подскочила, распахнула глаза и

чихнула.

Я сидела в огромной куче прогоревшей золы, а сверху на меня падал столп

яркого солнечного света, и это было так прекрасно. Душа во мне пела и

тянулась туда, где золотился небосвод, где птицы сновали в безоблачном небе.

Руки сами потянулись вверх, окунаясь в золотую дымку. Я зажмурила глаза, и

солнце загорелось внутри меня. Мне показалось, что я сама стала маленьким

солнышком. Это было так великолепно, никогда в жизни я не чувствовала

ничего подобного, а теперь просто упивалась моментом единения с древним

светилом.

Меня прервали, торопливые шаги зазвучали совсем близко, послышались

удивленные вздохи. А потом началось форменное сумасшествие.

-- Феникс! Феникс! Феникс! - загалдели множество голосов вокруг меня, я

зажмурилась и приложила руку к лицу, чтобы разглядеть хоть что-нибудь. Но

толку оказалось мало, я увидела лишь смазанные солнечным светом силуэты

людей, а их собиралось все больше и больше, толпа галдела все сильнее и уже

не слышались отдельные выкрики, лишь общий возбужденный гул.

Мне надоело сидеть на вдруг ставших неудобными углями, я поднялась,

отряхивая налипшее крошево и только сейчас поняла, что ничего кроме жирных

разводов сажи не скрывает обнаженного тела. Вокруг все замерло, стих ропот

толпы, а я стояла нагая и смущенная в потоке солнечного света.

Тишина разлетелась на звонкие осколки, послышались крики, скорее всего

стража разгоняла любопытствующих пробираясь ко мне. Я не ошиблась, и через

минуту мне на плечи лег плащ, на голову набросили глубокий капюшон и куда-

то быстро повели. После яркого солнца в глазах стояла противная зелень.

Сопротивляться провожатому просто не было сил, хотелось безумно улыбаться

всем, петь и радоваться жизни.

А тем временем ко мне вернулось нормальное зрение, я стала замечать

роскошь коридоров, женщины, что попадались на нашем пути, прятали лица под

печально знакомыми масками и кутались в разноцветные шелка. Мужчины по

большей части носили поверх платья кожаный доспех, реже украшенный

металлическими пластинами, лица же в отличие от женщин оставляли