Феникс

Он закончил декламировать и сел. Некоторое время класс недоуменно молчал, затем взорвался возмущением. Мальчики и девочки повскакивали со стульев и с кулаками кинулись к Юку.

— Молчать! — стукнул указкой по столу Наставник и угрюмо вперился в Юка. Лоб рассекли три морщины, мясистые губы вызмеились в презрительную ухмылку. — Ну-ка, ну-ка, — повторил он, с интересом рассматривая мальчика. — И кто же тебе навеял эту ересь? Ты что, не помнишь из истории, с каким трудом людям Альфанты удалось отгородиться от враждебного мира природы с немыслимым многообразием ее опасностей? Как долго мы шли к простоте той жизни, в которой находимся сейчас, без ненужных ребусов и загадок? А тебе подавай то, что угрожает, возможно, всей цивилизации планеты? Ты ждешь привета со звезд — вот в чем главная твоя беда. А зачем тебе этот привет? Не нужен он нам, мы и без него могущественны и сильны. Дети, не правда ли, смешно ждать какой-то привет?

Класс взорвался хохотом. Дети катались по столам, тыча в Юка пальцами, давясь смехом и повторяя: «Привет со звезд! Привет со звезд!»

— Между прочим, — выкрикнул Юк, — я уже получаю этот привет! Со звезд! Класс смолк в недоумении.

— Да, получаю, — с вызовом повторил Юк, оглядывая детей. — Мне… мне надоело быть карликом!

Наставник подошел к нему, морщинистой рукой приподнял его подбородок и заглянул в глаза.

— Мальчик, — свистящим голосом сказал он. — Ты тяжело болен, тебе надо лечиться.

— Я здоров! — выкрикнул Юк, увертываясь от его костлявых пальцев.

— Тогда ты смутьян и должен отбыть наказание в карцере! — хрипло отпечатал Наставник, приложил к губам свисток, подвешенный веревочкой к шее, и свистнул.

Дверь класса распахнулась, на пороге выросли два привратника, отличающиеся от учеников и других альфантцев лишь желтыми ромбиками на рукавах. Они схватили Юка, поволокли по коридору и бросили в темный чулан, где он просидел три дня. За это время он сочинил еще несколько стихотворений, два из которых были посвящены Айке. Прислушиваясь в темноте к шорохам тараканов и крыс, он пытался представить земные страны, о которых рассказывала Айка, и ему было удивительно приятно, когда это удавалось.

Вышел он из чулана совсем другим человеком. Просыпаясь по утрам, Юк теперь испытывал теплую тоненькую боль под сердцем при взгляде на стареющее лицо матери и усталые глаза отца. Оказывается, можно любоваться соседской девочкой, как растущим под окном деревцем и летящими в небе пушистыми облаками. С каждым днем он становился иным. Ему хотелось поведать об этом отцу, но он не мог найти слов, выражающих то, что происходило с ним. Даже Наставников ему было жаль при мысли, что каждый из них не вечен. Он точно знал — подобное чувство не испытывал никто из окружающих, даже его родители, хотя и заботились о нем. Оно было принесено из звездной дали тихим Айкиным голосом, который он любил больше всего, и когда слышал, наполнялся энергией действия.

Хотелось чьего-то понимания. Попробовал объяснить отцу, что с ним, тот тревожно выслушал и, вздохнув, сказал: «Честно говоря, я плохо разбираюсь, о чем ты говоришь, что переполняет тебя». Тогда Юк разозлился и выкрикнул: «Если я попаду под машину или со мной еще что-нибудь случится, у тебя будет болеть сердце? Слезы покатятся у тебя из глаз?» Отец пожал плечами: «Не знаю. Вероятно, нет. Мне нравится, что ты растешь не похожим на своих сверстников, но я не понимаю, почему это мне по душе». — «Так вот, — Юк смахнул с ресниц влагу, — я теперь не только ни на кого не похож, я совсем другой. Если что-нибудь случится с тобой или матерью, я могу умереть от горя. У меня щиплет в глазах, когда я вижу, как старушка-соседка еле передвигается на своих распухших ногах. Спешу помочь ей дойти до дома, но она испуганно отшатывается от меня. Мне стало жить труднее, но интересней». — «Бедный мальчик, что же теперь будет с тобой?» — «Ничего. Просто я уйду отсюда в горы Догиры. Может, там все по-иному?»