Свое возмущение Гермонасса высказывала не только в кругу своих друзей и родственников. Ее нападкам подвергались многие военачальники союзников, в ту пору находившиеся в Коринфе, так как здесь проходил очередной съезд синедриона.
На синедрионе подводились итоги войны с персами, звучали напыщенные речи. Пелопоннесцы восхваляли лакедемонян, вспоминая доблестную гибель царя Леонида у Фермопил. Кто-то восторгался мужеством Еврибиада, напавшего на персидский флот в Эвбейском проливе. Спартанцы заговорили о том, что пришла пора наказать всех предателей Эллады, давших Ксерксу землю и воду, и в первую очередь - фиванцев.
Фемистокл стал упрекать союзников в том, что они рано успокоились.
- Война с персами еще не окончена. Пусть Ксеркс ушел в Азию, но в Фессалии остался Мардоний, лучший его полководец. Перезимовав, Мардоний непременно двинется в поход на Элладу. Мы разбили флот персов, но их сухопутное войско нами еще не побеждено. Не следует забывать об этом!
Представители Коринфа и Спарты заверили Фемистокла, что будут помнить его слова. После чего опять начались обсуждения: какой штраф следует наложить на Керкиру, пообещавшую прислать свой флот на помощь эллинам и не сделавшую этого; какие критские города надлежит разрушить за их приверженность к персам, а какие достаточно просто оштрафовать; сколько потребуется войск для завоевания Фив…
В этот день Фемистокл отправился в коринфскую гавань Кенхреи, чтобы посадить на корабль свою семью, отправлявшуюся в Афины вместе с другими семьями афинян, нашедшими приют в Коринфе. Сам он был вынужден остаться, чтобы участвовать в заседаниях синедриона.
В Коринфе семья Фемистокла жила в доме его друга Ксенагора. После отъезда Архиппы с детьми в Афины Фемистокл перебрался в дом Гермонассы. Красавица-гетера боготворила своего любовника, убедившись в его прозорливом уме и твердом характере.
Ласковое внимание Гермонассы не только льстило Фемистоклу. Оно успокаивало его душу в обстановке, когда о нем старались упоминать как можно реже, зато часто и много восхваляли Еврибиада и Адиманта.
На одно из заседаний синедриона Фемистокл отправился в сопровождении Гермонассы и ее брата. Они по пути на агору решили проводить афинянина, а заодно показать ему город.
Коринф по площади был ничуть не меньше Афин. По великолепию же храмов, общественных зданий и домов знати он, пожалуй, был самым прекрасным из городов Эллады. Прогулки по Коринфу доставляли Фемистоклу огромное удовольствие. Нигде, кроме как здесь, он не видел такого множества изумительных мраморных статуй. Школа коринфских ваятелей славилась на всю Элладу.
На главной улице Коринфа среди множества прохожих Фемистокл и его спутники неожиданно столкнулись лицом к лицу с Симонидом Кеосским.
Прославленный поэт тоже решил пройтись вместе с Фемистоклом. Двух сопровождавших его рабов Симонид отправил по делам: одного на рынок, другого к портику трапедзитов[145].
- А ты, я вижу, не бедствуешь, друг мой, - с еле заметной усмешкой заметил Фемистокл, окинув быстрым взглядом роскошный гиматий Симонида. - И это во времена, когда огромное множество афинян и прочих эллинов испытывают нужду практически во всем из-за варварского нашествия.
Симонид изобразил печальный вздох.
- Ты же знаешь, Фемистокл, что мне часто приходится бывать в гостях у людей знатных и богатых, - сказал он без тени смущения, - и это обязывает меня выглядеть соответственно одеянию здешних аристократов. Я же не спартанец, в конце концов, чтобы появляться в приличном обществе в старом полинялом плаще и стоптанных сандалиях.
- Столь непритязательный вид лакедемонян вовсе не означает, что все они бедны и бескорыстны, - вставил Каллин, брат Гермонассы. - Еврибиад, к примеру, очень даже падок на деньги.
- О, мне это хорошо известно! - улыбнулся Фемистокл.
- А спартанский царь Леотихид хоть и одевается безвкусно, но при этом держит в сундуках коринфских ростовщиков немалые суммы денег, - продолжил Каллин. - На эти деньги можно было бы построить не одну триеру. Однако жадность Леотихида перевешивает его любовь и к Спарте, и к Элладе.
- Это странно и удивительно, клянусь Зевсом! - промолвил Симонид. - Спарта породила двух царей, столь непохожих друг на друга. Один пал при Фермопилах, показав всему свету что значит лаконская доблесть. Другой открыто и беззастенчиво предпочитает любым военным тяготам беззаботное прожигание жизни в обществе пьяниц и куртизанок. Не обижайся, Гермонасса. Я не имею в виду тебя, - добавил Симонид, мягко коснувшись руки гетеры.
Гермонасса ответила на последние слова Симонида спокойной улыбкой, показав тем самым, что она и не думает обижаться.