Читаем Феликс - значит счастливый... Повесть о Феликсе Дзержинском полностью

Феликс вспылил, сказал, что бессердечно держать человека в двенадцатифунтовых кандалах, когда это не имеет никакого смысла. Начальник сдержанно выслушал ссыльного поселенца и холодно ответил:

— По инструкции я мог бы вас посадить в карцер, господин Дзержинский, за недозволенное вмешательство в дела администрации. Но на сей раз просто прекращаю бессмысленный разговор. Ступайте!

Феликс ушел разъяренный. Всякий раз его повергала в неистовый гнев бездушная несправедливость! Он шел по длинному гулкому коридору и возле кухни рядом с вязанкой дров заметил прислоненный к стене колун. Тюремщиков поблизости не было, и Феликс торопливо сунул колун под куртку. В камере он спрятал его под нары, а вечером сказал Михаилу:

— Послушай! Закон на твоей стороне. В Сибири ссыльные ходят без кандалов. Давай их собьем вот этой штукой, — он достал колун. — А если придется объясняться, скажешь, что это я уговорил разбить кандалы и сам это сделал.

— Ну нет, такого я не скажу, — возразил Михаил, — в крайнем случае разделим вину пополам. Я готов!

В камере было тесно: на полу и на двухэтажных нарах укладывались спать человек шестьдесят. Те, кто пристроился ближе к печке, потеснились. Придвинули переруб, на котором обычно кололи дрова. Михаил положил на него ногу, и Феликс ударил колуном по железному обшлагу. Потом еще и еще раз. Кандалы не поддавались.

Вся камера следила за работой Феликса, давала советы, но толку от этого было мало. Заклепку вышибить тоже не удавалось. К тому же Михаил стал опасаться, как бы не повредить ногу.

Измучившись, Феликс с досадой бросил колун на пол.

— Нет, не получается, — признался он. — Что-что, а кандалы в России делать умеют. Это единственное, в чем преуспевает царское правительство. А где наш Шпик Шпикович? Пусть теперь донесет начальству...

Еще на этапе, по пути в Красноярск, выяснилось, что даже сюда, в далекую сибирскую ссылку, царская охранка посылала шпиков для наблюдения за политическими ссыльными. Но на сей раз провокатор довольно быстро себя раскрыл и теперь боялся, как бы его не пристукнули где по дороге. Пафнутий Гришаев — скорее всего, это была его кличка — стал всеобщим посмешищем.

Сначала Пафнутий вел себя развязно, балагурил со всеми, выдавая себя за эсера-боевика, которого приговорили к виселице за убийство провокаторши, затем помиловали и заменили смертную казнь ссылкой на вечное поселение. Потом разболтал, что он студент-технолог, что судился за убийство сожительницы, рассказывал цинично, с отвратительными подробностями. Раза два заприметили, что на этапах он бегает к начальнику тюрьмы и долго у него просиживает. Потом объяснял, что вызывают его для допроса.

Дело было ясное. Пафнутия пригрозили убить, если он не перестанет шпионить, и с тех пор он только и думал о том, как бы ссыльные не осуществили угрозу.

А Михаил Траценко кандалы все же сбросил. Ссыльного привели в кузницу, и кузнец в два счета освободил его от оков.

В дорогу вышли перед рассветом, вдыхая полной грудью свежий воздух, напоенный ароматом хвои, неуловимыми запахами тайги. Все эти дни Феликс испытывал чувство духовного подъема. Последнее время ему сопутствовали удачи. Пусть небольшие, но они поднимали настроение: удалось раскрыть провокатора, расковать Траценко. Скоро конец этапа, а там... Феликс был совершенно уверен в успехе задуманного.

Шагая за подводами, нагруженными пожитками ссыльных, Феликс вместе с другими беззаботно отдавался мальчишеским развлечениям: играли в снежки, бегали взапуски, с хохотом валили друг друга в снег.

В Канске провели последнюю перекличку ссыльных, перед тем как разослать их в разные волости по округе. Насчитали пятьдесят одного человека. Но жандарм, сопровождавший ссыльных на последнем этапе, твердил свое: ошиблись — пятьдесят душ. Ровно пятьдесят. Вахмистра поддерживал начальник пересыльной тюрьмы: «Считать не умеете! Пятьдесят!».

Было яснее ясного: жандармы выводили из игры Пафнутия. На этапах он проходил сверх всяких списков, и теперь требовалось оставить его за бортом.

Начали перекличку снова. Жандармы ходили вдоль шеренги, тыча каждому в грудь, пытались перекинуть цифры, но их поправляли.

— Ошибка! Ошибка! — неслось из рядов ссыльных.

Вахмистр и начальник тюрьмы метали на заключенных гневные взгляды, лица их покрылись потом... А ссыльные, поняв затаенный смысл переклички, с наивным видом твердили свое: вахмистр и господин начальник ошибаются. Проверьте еще раз, а то посчитают потом, что одного не хватает — сбежал...

Из жандармской затеи так ничего и не получилось. Рассерженный начальник приказал распустить шеренгу по камерам. Пафнутию, к его огорчению, пришлось ехать дальше, еще за несколько сот верст от Канска...

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии