Феликс - значит счастливый... Повесть о Феликсе Дзержинском

Локкарт не возражал. Он просил не стесняться в расходах, тратить сколько надо. Первый миллион Берзин уже получил и передал в Чрезвычайную Комиссию.

Феликс Эдмундович пригласил Петерса, и они втроем обсудили, что делать дальше. В это время позвонил по телефону Владимир Ильич: убит председатель Петроградской Чрезвычайной Комиссии Урицкий.

Через сорок минут Дзержинский был на вокзале. Перед отъездом условились с Петерсом: группу Локкарта брать немедленно. Операцию в Москве и Петрограде проводить одновременно. Руководство операцией в Питере Дзержинский взял на себя.

Дзержинский уехал, а вечером того же дня произошло новое покушение на Владимира Ильича.

Стреляла эсерка Каплан. Дзержинский услышал о покушении только на другой день, когда приехал в Петроградскую ЧК на Гороховой улице. Он молча сидел, стиснув челюсти. Затем спросил:

— Когда уходит в Москву ближайший поезд?

Предложили прицепить для него служебный вагон, но Дзержинский отказался. Уехал первым же поездом в переполненном общем вагоне. Перед отъездом у него хватило сил проинструктировать петроградских чекистов, как брать английского агента Кроми и всех, кто будет находиться вместе с ним.

Феликса Эдмундовича привезли на автомобиле к Николаевскому вокзалу. Он молча прошел на платформу — в потертой гимнастерке и брюках, в простых сапогах и солдатской фуражке. Всю ночь председатель Всероссийской Чрезвычайной Комиссии лежал с открытыми глазами на жесткой полке. Он думал о подлом покушении на Ленина, и руки его сжимались в кулаки. Он молил судьбу, чтобы Владимир Ильич остался в живых.

Владимир Ильич лежал без сознания, все окружающие говорили шепотом. Врачи, проводившие консилиум, были мрачны. В комнату к Ленину никого не пускали. Только для Надежды Константиновны, скорбной, осунувшейся, с заплаканными глазами, делали исключение.

Феликс Эдмундович постоял возле закрытой двери, потом бесшумно, как все, вышел из комнаты. Поехал на Большую Лубянку. Там его ждали неотложные дела.

Операция, которую проводили минувшей ночью в Москве, прошла успешно. Локкарта арестовали и доставили на Лубянку. Хуже обстояло дело в Петрограде. Кроми оказал сопротивление, убил одного чекиста, двоих ранил и сам был убит во время перестрелки. Но чекисты все же захватили заговорщиков, в том числе американского разведчика Каламатиано, в трости которого нашли документы, изобличавшие арестованных в подготовке диверсий, террористических актов, в связях с внутренней контрреволюцией.

Известие об аресте британского резидента Локкарта вызвало негодование в Лондоне. Разгоралась шумная кампания против Советской России. Чтобы погасить страсти, решили освободить Локкарта, тем более что «заговор послов» практически был уже ликвидирован. Однако освобождение резидента не дало желаемых результатов. В Лондоне арестовали и объявили заложником советского полпреда Максима Литвинова. Тогда Локкарта снова арестовали.

Феликс Эдмундович все больше убеждался в том, что ранее мог только предполагать: государственные политики в Европе и Соединенных Штатах делают все, чтобы вернуть старые порядки в России.

Но среди всех преступлений самым подлым было покушение на жизнь Владимира Ильича Ленина. В тот же вечер Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет опубликовал воззвание:

«Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение па товарища Ленина...

На покушения, направленные против его вождей, рабочий класс ответит еще большим сплочением своих сил, ответит беспощадным массовым террором против всех врагов революции».

Воззвание подписал председатель ВЦИК Яков Михайлович Свердлов. Здесь впервые были сказаны слова о массовом терроре как оружии пролетариата, защищающего завоевания Октября.

«Преступная авантюра эсеров, белогвардейцев и всех других лжесоциалистов заставляет нас на преступные замыслы врагов рабочего класса отвечать массовым террором. Карающая рука рабочего класса разрывает цепи рабства, и горе тем, кто встанет па пути рабочего класса, кто осмелится ставить рогатки социалистической революции...

Мы уполномочены рабочим классом и беднейшим крестьянством охранять все завоеванное Октябрьской революцией...»

На здании Чрезвычайной Комиссии появился лозунг, написанный четкими буквами на кумаче: «Да здравствует красный террор!»

А во главе вынужденного террора встал гуманнейший по натуре человек — Феликс Эдмундович Дзержинский.

Четвертого сентября в газете «Известия» появилось сообщение о том, что по постановлению ВЧК расстреляна правая эсерка Фанни Ройд (она же Каплан), стрелявшая в товарища Ленина.

Состояние Ленина оставалось тяжелым. Поправляться он начал только через несколько дней.

Почувствовав себя лучше, Владимир Ильич вскоре начал тяготиться вынужденным бездельем. Ему не терпелось узнать новости, он выспрашивал о делах, говорил сам. Это тревожило докторов: Владимиру Ильичу требовался абсолютный покой.

Как-то раз Дзержинский столкнулся в дверях с Федором Александровичем Гетье, лечившим Ленина. Старый седой доктор был чем-то расстроен. На вопросы Дзержинского ответил: