Феликс - значит счастливый... Повесть о Феликсе Дзержинском

Рядом приводились подробности: люди, в надежде на царское угощение, начали до рассвета стекаться на Ходынское поле. Рядом с буфетами, установленными на поле, был глубокий обрывистый овраг шириной в десять саженей. В давке люди падали в ров, пока он не заполнился телами доверху. За четверть часа в овраге погибло больше тысячи человек.

В той же газете сообщалось, что в субботу во французском посольстве состоялся блестящий бал, на котором присутствовал Николай с супругой. «Государь император оставил неизгладимое впечатление!» — писал репортер, занимавшийся великосветской хроникой.

Значит, в посольстве веселились и танцевали, когда родственники погибших бродили по кладбищу вдоль страшных шеренг покойников, вглядываясь в мертвые лица, боясь узнать среди погибших своих близких!.. Феликса ошеломило это кощунство.

Узнав о кровавых событиях в Москве, он решил незамедлительно возвратиться в Вильно. Вот о чем — о Ходынке надо рассказать в кружке.

Ближайшее занятие кружка проходило в железнодорожном депо. Собрались после работы в конторке рядом с пустым паровозным стойлом.

— Во всем российском государстве празднуют сейчас коронацию императора Николая Второго... Послушайте, что написано об этом в газетах.

Рабочие слушали молча Феликса. Феликс отодвинул газету.

— Вот, товарищи, — сказал он. — Представим себе теперь эти золоченые кареты, в которых едут нарядные женщины, сам император, а впереди всех скачут жандармы... И представим себе другую процессию: телеги ломовых извозчиков, едущие, тоже со стороны Ходынского поля, на Ваганьковское кладбище... Больше тысячи мертвых... Кроваво начинается царствование нового императора!..

Все сидели, опустив головы. Потом один из деповских, в засаленном пиджаке и штанах, в разбитых ботинках, громко сказал:

— Дожили... Я предлагаю почтить вставанием память погибших на Ходынском поле...

Когда стали расходиться, тот же мастеровой сказал Феликсу:

— Яцек, идем, мы проводим тебя другим ходом. С посторонними тебе лучше не встречаться...

Они пошли, перешагивая через рельсы, через канавы, пробираясь между паровозными скатами. Сквозь дыру в заборе выбрались на улицу.

Глава вторая. Профессиональный революционер

1

Феликса арестовали днем на площади возле военного собора в Ковно, где он должен был встретиться с Римасом. Римас, рыжеватый подросток с завода Рекоша, обещал привести на встречу еще двоих заводских ребят. Но почему-то никого не было... Вместо Римаса подошли двое жандармов.

Служба в соборе еще не кончилась, потому на площади и в сквере народу было немного. Феликс спокойно шел навстречу жандармам. Они внезапно расступились и схватили его под руки.

— Не советуем сопротивляться, вы арестованы, — сказал вахмистр.

— В чем дело, господа?

— В полиции разберемся... Идите!

Феликс не мог себе представить, почему произошел провал. Он не знал, что Римас все же приходил к скверу и показал жандармам, с кем должен был встретиться. Показал и поспешил скрыться: ему велели сразу же идти в полицию и ждать там дальнейших распоряжений.

Римас уже не рад был, что согласился на такое дело...

Жандармский вахмистр и его помощник не знали, что молодой человек, которого они только что арестовали, в сквер пришел не один. В отдалении за ним шел его товарищ — Осип Олехнович, тоже приехавший из Вильно. Олехнович видел, как арестовали Феликса, и немедленно исчез из сквера.

Полицейский участок находился рядом. В канцелярии пристава допрос начался немедленно. Феликс назвался Эдмундом Ромуальдовичем Жебровским. Ему девятнадцать лет, он дворянин из города Минска. Другие сведения о себе сообщить отказался... Не назвал и своего адреса в Ковно.

— Напрасно, напрасно упорствуете, господин Жебровский, — увещевал вахмистр, разглаживая пушистые усы, предмет гордости и постоянной заботы. — Человек вы, видно, ученый, а знаетесь со всяким сбродом...

Перед вахмистром Барковским стоял молодой человек — высокий и стройный, с зачесанными назад непослушными волосами, и спокойно глядел на него зеленовато-серыми глазами. Одет был опрятно: поношенные, но начищенные до блеска ботинки, брюки навыпуск, пиджак, расшитая узорами полотняная рубаха, вместо галстука — цветной шнурок.

— Я нисколько не упорствую, — спокойно ответил задержанный. — Просто считаю все это досадным недоразумением.

Про себя он напряженно и встревоженно думал: видел ли Осип, как его арестовали? Если видел, тогда все в порядке — он сумеет спасти гектограф, замести следы нелегальной работы. Тогда действительно никому не будет грозить опасность, а происшедшее обернется недоразумением.

При обыске из карманов задержанного извлекли газетные вырезки, книжечки «Для народного чтения», стихотворение, которое начиналось словами: «Солнце правды взойдет над кровавой зарею...» Ну и что? Это не повод для ареста, тут все легальное. Но что значит фраза, брошенная жандармом: «знаетесь со всяким сбродом»? С каким сбродом? Что они знают? Откуда? Может, кто предал?